Я - душа Станислаф! (СИ)

…Все, хватит, Марта! – прикрикнул я. Мне было по-прежнему страшно и неприятно знать, что случилось с ней потом.

Открыв свою личное пространство, я обнял ее – это все на что меня хватило. Обессиленная и страдающая, может быть, даже больше сейчас, чем в земной жизни, она прижалась ко мне. Теперь я не только мог видеть ее слезы, они были такими же мягкими и солеными, как и у мамы Станислафа – его снежной земной королевы Лизы. Я увидел себя в том самом месте в том самом дне похорон, напротив свежей могилы на берегу Сиваша: в центре дистанции между мамой, уходящей навсегда, и отцом, стоявшим на коленях. Он просил судьбу о милосердии: добить его шальным камнем, свинцом неба, чем ей будет угодно, только оставить его здесь, рядом с сыном. Горе развело родителей по сторонам личных переживаний, а как бы поступил я, если бы тот самый земной бог обязал меня выбрать кого-то одного из них, чтобы он даровал мне еще одну земную жизнь? А если – им выбирать: ради кого жить или умирать? Если жизнь, моя, мамина, отца – это смерть кого-то из нас?

Во мне не было ответов даже на эти вопросы. Но уже тогда, после знакомства с Мартой, во мне открылось качество проницательности своих новых чувствований. Свое прошлое я еще и еще раз продумывал, и это как бы включало механизм предугадывания событий наперед, потому и мои чувствования, опять же, как бы были готовы к этим событиям. И первым таким событием стала еще одна встреча с малайцем Нордином. Его изводили сомнения в своей земной гибели.

Он присоединился к нам с Мартой на городском пляже Геническа. Неглубокое море по простиранию метров на двести, оттого пляж и называли «Детский». Рассвет едва-едва подпалил небо, но два десятка отдыхающих, может, и три, уже расстилали коврики, широкие полотенца и обычные простыни вдоль бетонного невысокого пирса в разы шире. Марта и Нордин с любопытством рассматривали все вокруг, а меня ими видимое тяготило воспоминаниями.

Воспоминания были разные, да мое воображение исключало появление здесь, и вдруг, мамы и отца Станислафа, его Кати, друзей и просто знакомых – все они остались лишь в моей чувственной памяти. Одно это томило до желания завыть волком, в один миг оставшимся без своей волчицы и волчат, а в двухстах метрах отсюда был еще и мой земной дом! До глубины в море с рост взрослого человека – двести метров, и до порога глубины безутешного горя, но без дна – столько же.

Как вдруг, Нордин вспомнил, зачем он сюда напросился. Терзаемый сомнениями, как правильно истолковать собственную смерть, чтобы прочувствовать безмятежность не только в созерцании Вечности, он для этого не жалел ни слов, ни выражений, ни эмоций.

Он родился на острове Реданг. Его родовые корни проникли в белый песок острова глубоко уже к тому моменту, и все свои прожитые там сорок три года он представлял коренное меньшинство. И женился на китаянке Сю Ли потому, что однажды прочитал – в браке с иностранкой больше вероятности, что ребенок родится крепеньким, как сказал сам Нордин. Тогда ему было девятнадцать, как и его жене. Родился мальчик и мало когда болел. Разиф – так его назвали.

Сю Ли распродавала на рынке то, что из Китая привозили ее отец и младший брат, Нордин ловил в море рыбу. Причем всю, какая попадалась в его сети. И хоть лов был запрещен, так как остров объявлен заповедной зоной, полиция штрафовала его считанные разы. В ресторанах не спрашивали, откуда у него рыба, и на жизнь хватало. А еще таким же, как сам, незаконопослушным, Нордин показывал места, где можно было незамеченным побросать спиннинг – такая услуга обходилась туристам дорого, но и пойманная барракуда стоила потраченных ими денег. А когда сыну исполнилось семнадцать, он отправил его учиться в Куала-Лампур, столицу, чтобы и умнее был своего отца, и зарабатывал себя на жизнь не браконьерством.

Разиф звонил домой редко, и три года его учебы показались родителям бесконечно долгими. Нордин все чаще стал задумываться над тем, чтобы успеть завести еще одного ребенка, но Сю Ли была уже не в том возрасте. Такие откровения мужа ее обижали – об этом нужно было думать гораздо раньше. Не думали – Нордин скучал по сыну, а его жена не меньше скучала, как и любила.