За кустарником барбариса, в двух десятках шагов от Лиса, вжимались в мокрый прибрежный песок Налим и Матвей, чтобы не выдать себя. Очевидцами волчьей баталии, у холма, и такой же кровавой драмы на берегу Подковы они стали случайно – прошлым вечером расставили капканы на соболя и сегодня, в полдень, сняли двоих с еще добротным зимним мехом. Как раз в тот самый момент сняли, когда, похоже, Марта рвала Лиса. А затем драпали от холма, чуть ли наперегонки с Шаманом и его сестрой. Волки все же первыми сиганули на лед, Налим с Матвеев – в барбарис. Отсюда, затаившись, они и наблюдали за всем тем, что случилось потом.
Очевидное изумление росло в каждом, а оно, такое, распирало желанием выговориться. Да приятели лишь могли позволить себе шептаться, а шепотом не наговоришься. Тем более, когда такое!..
- Это меч-рыба, – не унимался Матвей, – я зырил такую на картинке.
- Зырик, закрой пасть! – шипел Налим, беспорядочно заталкивая под шапку выбившиеся седые волосы закоченевшими пальцами – Вижу, что не лупоглазый окунь. Потом поговорим.
- Но откуда она тута?!..
…Рыба-меч медленно ушла под воду, но только для того, чтобы появиться на поверхности, между двумя параллельными кромками льда, уже головой к берегу. В ее больших темно-синих глазах Лис уловил знакомое ему коварство и от этого сразу же замолк. Еще и потому он перестал свирепо рычать, что боковые плавники рыбины, длинные и проворные, напомнили ему руки человека, какие он видел достаточно раз, чтобы никогда о них не забывать. Он отгрызал бы их по самые плечи, а ружья, что с завидной постоянностью любят эти руки, волок бы сам на утес и топил в озере. И эта пика, грозящая ему из жестяной воды Подковы, заставила вожака не пятиться, нет, а отступить с достоинством, пусть и звериным.
Рыба-меч ушла под воду, и полынья в последний раз прогнулась…, вытолкнув на поверхность сначала одно мертвое тело воина, затем всплыли три сразу – зло выставило напоказ свои охотничьи трофеи. Полынья, это кровавое месиво холодной сопричастности в убийстве тех, кто вошел в нее убивать сам, течением озера прибило трупы к берегу, и это место сразу же жадно облизала розовая пена.
Пятеро затравленных обстоятельствами стремительного поражения воинов какое-то время еще обламывали своими намокшими и скользкими телами лед, страшась пути на берег, но через минуту-другую успокоившаяся полынья немного успокоила и их. …С берега они умчались в тайгу, шарахаясь в стороны от хруста сломавшихся веток под их же лапами.
Лис, не решаясь подойти к берегу, как можно выше задрал хвост и с низко опущенной головой смотрел исподлобья вдаль озера. В двадцати прыжках от него уходили в направлении утеса скорби и печали его враги, а теперь, после случившегося, может быть, и его соперники. Ослабший от ран вожак по-своему печалился, но не скорбел по тем, кого озеро накрыло пузырящимся розовым саваном на притихшем берегу: волчицы быстро залижут его раны и родят еще не один выводок волчат, и от него, и для него…
Налим с Матвеем шли берегом, огибая озеро с запада, и наконец-то дали волю словам. Еще бы: такое увидеть!.. Мужики не поверят: чтобы Лиса порвали?!.. Но сами видели: морда разодрана, а холка – кровищи из нее вытекло немеряно. А эта…, эта…, меченосец этот, да: ножичком своим наколол он волков, как грибочки из кадушки.
- …Этим штырем с зазубринами по бокам он и распанахал нам сети – поделился своими соображениями Налим – А кто еще?! …Он!
- И чё будем делать?
Матвей едва поспевал за широким шагом Налима. Тот еще и не думал об этом, но вопрос Зырика стоил того, чтобы подумать над этим вместе и даже сейчас.
- Давай зара к бугру сгоняем и покалякаем с ним, – предложил Матвей.
- «Зара» заскочим к Прибалту, он дом покупает у Пашки Киргиза – мужики толковали. …Ну, где его старики жили – первый к утесу…
Ага – ага…, – просипел Матвей неопределенно: то ли знал, что Прибалт дом покупает, то ли – где расположен этот дом?
…Если Прибалт там, деньги за соболей получим, – подобрев, продолжил Налим. – После двинем ко мне. Жопы отогреем, выпьем и, заодно, мозгу погоняем, что делать с остромордым…
- Ты видел, сколько в нем веса? …Во! – в бешенном азарте просипел Матвей. – Бабасики нам с неба, Налим, упали! Бабасики! …Молчи! Никому – понял?!
Шаман и Марта, добравшись до утеса, просунулись в густой кустарник, где и залегли. Солнце – высоко, до вечера – долго, а сил у обоих оставалось лишь на сон и на то, чтобы привести себя в порядок. Марта, завалившись на бок, сразу же стала вылизывать свою шерсть, но повизгивания брата ее насторожили – клыки Лиса вспороли все же шерсть и шкуру над правым глазом Шамана, и кровь продолжала сочиться из раны. Он затирал ее лапой и этим делал себе только хуже. Марта, ворча, притянула лапой голову брата к себе, и ее горячий розовый язык за считанные минуты остановил кровотечение.