— В 90-м году благодаря в том числе Айзеншпису я познакомился с Виктором Цоем (за несколько месяцев до его трагической гибели) и взял у него интервью, а ты был с Цоем знаком?
— Пять минут, в течение которых только об одной вещи спросил. Ну, ты же такой тип, что знаком со всеми, включая моего ставленника Мубарака, а я плебей, зулус и пигмей, которого подпускают только к Наталье Сенчуковой, жене Виктора Рыбина (теперь ни ту, ни другого никто в Украине не знает — забыли), короче, на общение с Цоем у меня было всего ничего, и пока старикашка Айзеншпис, я так понимаю, шарил по карманам моего оставленного в вестибюле пальто, я спросил: «А это правда, что вы очень дружите с Юрием Шатуновым?» Цой удивился: «Кто вам сказал?».
— Какой оскорбительный вопрос ты ему задал!
— Не-е-ет, наоборот — он засмеялся: «Юра Айзеншпис сообщил?» — «Да, дряхлый старикашка, Стена Плача», и Цой продолжил: «Дружу. Айзеншпис считает, что говорить об этом — моветон, хотя Шатунов — один из самых близких мне людей». Я конечно же удивился: «Вы, гений слова, семи нот, и человек, который „Белые розы“ поет уже 48 лет, — как это? Он же дебилом считается!» — «Не-не-не, он не виноват, что столько дебилов им восхищаются, к тому же песня его — гениальная».
На этом мое счастье закончилось, потому что вошел Айзеншпис и куда-то меня отвел (он сам меня еще толком не знал), но во второй моей книге, которая выйдет скоро тиражом чуть большим, чем у Гришковца за всю жизнь, я описал эту историю и попросил издателей смонтировать фото так, будто Цой меня обнимает. Дима, ради увеличения популярности я готов буквально на все!
«В смерти Талькова повинна Азиза, убийца — ее браток».
— Наверняка секретов в шоу-бизнесе для тебя нет, и ты либо знаешь, либо догадываешься, отчего и от чьей руки погиб в свое время Тальков?
— От рук того парня, Малахова, который стрелял, — никто этого не скрывает, и не отрицает он сам, но конечно же в смерти Талькова повинна Азиза, потому что, зная артистические нравы и уровень истеричности подавляющего большинства шоу-бизнесовых барышень, в том числе украинских, которым ничего не стоит толкнуть мужика на говенный жест, могу предположить: она настроила бандюка, чистой воды братка, на то, чтобы он одернул к тому моменту почти культового поэта, композитора и исполнителя. Думаю, способность артисток ссорить людей и науськивать их друг на друга — мало оцененный феномен в истории киргизской, украинской, грузинской и даже эстонской культуры. Господи, они такие все мра…
— …мрачные…
— …да-да-да; приятно иметь с тобой дело! Нехорошее слово заменили быстренько эвфемизмом (кстати, заметь, я — единственный в мире грузин, который слово «эвфемизм» знает!).
Азиза наверняка сказала Малахову: «Он меня оскорбил, иди разберись», а барышни, повторяю, так умеют науськать, что заведенный человек даже не смотрит, кто перед ним. Тогда артисты уже начинали бандитов обслуживать, их частные вечеринки, а Тальков дистанцировался от всех, у него была некая нота высокомерия. Естественно, он считал, что такое говно, как Азиза, переходить дорогу ему не должно. Он — великодержавный певец, а здесь какая-то «Милый мой, твоя улыбка» — шен шегеци, иди отсюда!
— Это по-эстонски?
— Да, а ты и эстонский знаешь? Сейчас вот подумал: как, наверное, рады эстонцы, что на просторах великой Украины мы их язык употребляем… Так что виновата Азиза, убийца — ее браток.
— Странно, а пишут, что Шляфман, директор Талькова, который в Израиль сбежал…
— Исходя из фамилии вышеупомянутого человека, он, думаю, малодушный, он бы не убивал. Он и убийство — вещи несовместимые, как Гольденберг и совесть.
— Почему же тогда Малахова отмазали — ты задавал себе этот вопрос?
— Из всех смертей в шоу-бизнесе меня больше интересуют (если это не святотатски звучит) гибели тех, кто безосновательно ушли — только из-за того, что в их жизни были кокаин и героин. Вот как можно было уйти по-дешевому? Меня, например, всегда волновали Сорин и Насыров, а что касается Талькова… Я же видел, что он заносчивый, вернее, не то чтобы заносчивый — у него было специфическое отношение к жизни: если не чувствовал ровню…