Ужели вы думаете, что декларации про уход серьезные? Ужели затем я всякий раз плачу, когда она воспаряет крещендо в „Трех счастливых днях“ на строчке „Расставанье — маленькая смерть“, пролетая над планетой Земля, чтобы ее, даже ввиду неслыханной выслуги умопомрачительных лет, вот так просто отпустить?! Не отпущу!
Я руками трогаю лучшие строчки ее лучших пьес — их можно нанизать на нитку и носить, как бусы.
Люди в деревнях и на виллах почитают ее своей, и я имею на нее прав не меньше, чем предмет девичьего психоза Михаил Прохоров, который, говорят, помог ей учинить такой день рождения, что словно инаугурация.
Ей, если не считать последней истории с внуком, априорно доверяют все поборники молодой демократии, все апологеты моего нелепого землячка Сталина. Она нужна всем, потому что всем нужна Песнь Песней, а ведь только она умеет такую пропеть.
Вот те самые „счастливые деньки“ — свою версию их предложила ведь и Агузарова, Великое Воплощение Ослепительной Буддистской пустотности, ан волнения умов не случилось, уж на что всякий раз умеет напомнить, что даже кровь у нее зеленая — не то что у нас, плебеев.
Она пела как небрежный пастырь, не глядя в зрительный зал, а Алла — будто охваченная сумеречной лихорадкой, прощаясь с душой, благодарной за 72 часа счастия знойного.
Ты с кем угодно можешь валять дурака, но не с Аллой. При ней быстренько подожмешь хвостик — так уж она устроена. Оппозицию она быстро умеет усмирять: я знаю, сам был оппозицией.
Сначала меня смущало присутствие в каждой песне обращения к Богу. Распните меня, не кажется мне этот жанр удобоиспользуемым для подобных обращений, да еще с очевидно деланным выражением неземной скорби на лице.
Пугачева, когда от нее далеко отстоит Галкин и она не беседует о своем величии с журналистом Гаспаряном, — чистой воды шекспировской высокооктановости героиня.
Вступите, неучи, со мной в полемику — я предъявлю вам „Приглашение на закат“. У нас давно, лет 40, не было песен, вовремя застывших между аффектированностью и потаенными слезами, а эта, как и положено крепкой, разом рождает два ощущения: неуюта и, в противность, небессмысленности самоанализа. Добавьте харизму АБП и просто красивую мелодию: вот почему 99 из 100 ее коллег — ремесленники, а у нее это называется высоким служением.
Те песни, о которых я пишу, каждая из них — наглядный урок запутанной истории души русской женщины, живущей не ради себя и полагающей жизнь без надрыва пустой.