Ее песни поет Леди, не выдумывающая чопорных претензий, но взыскующая предметного разговора на тему: „За что?“
Физиономически — это такой типаж, что немыслим без сгустка эмоций, без их выброса в атмосферу жизнь не то чтобы с помощью экзальтации улучшается, она просто искреннее становится: „Лунной ночью настежь окна отворю и помолюсь…“ Вот кабы не это „помолюсь“, получилась бы песенка не великих музыкальных достоинств, но редкой сентиментальной точности, но это, может, с колокольни неврастеника так видится? Мы-то лунные ночи заполняем другими занятиями на предмет уничтожения грусти.
Кто будет спорить, что АБП, как никто, умеет подбирать для трансляции наших эмоций самые уместные вокальные эквиваленты?
Я уже не помню, по какому поводу пришел к Андрюхе Малахову на съемку, но помню, что базар был про то, как тяжело живется на просвет какой-то Линдсей Лохан. Оказалось, что это американская кино-поп-звезда, которую следует любить, потому что ей тяжело живется. Когда ехал на эфир, по радио крутили: „Это завтра, а сегодня я его поцеловала…“ и далее: „Я ведь тоже плохо кончу… Мало, Алла, Алла, мало…“
„Какая, нах…, лоханка, — подумал я, когда мне всучили микрофон, — когда у нас такая революционерка! Вызывающе самодостаточная притом“. У лоханок тьма-тьмущая людишек, призванных придумать своей каракатице многосложную судьбу, у нас — АБП, которой придумывать ничего не надо: надо просто непросто жить.
Ее, раннюю, слушаешь, как на последний киносеанс ходишь, — вы мне эту метафору простите, потому что я имею в виду не дурака валять, но ходить, именно чтобы отвлечься и взлететь, чтобы кино про объятия было, чтобы набежала и отпустила грусть, а не чтобы она сама дала повод изрыгнуть на нее хулы ужасные, как тогда, когда с подхалимами спела чудовищную „Не имей сто рублей…“. Нет, уж лучше, которые, якобы приближенными будучи, имитировали пение этой бестолочи — тем более тошнотной, что дидактической.
Вот и ведение концертов в ее исполнении — вызывающий анахронизм, но кто я такой, чтобы указывать ей, как их должно вести?! Вот режиссер она — другой коленкор, и даже в молчании слышит пульс мироздания. Ее „Рождественские встречи“ принуждали льнуть к экранам, она причудливым образом женила блюз на цыганщине, держала за руку напыщенных рокеров, и даже светлой памяти от печали сгоревшей Натали Медведевой нашла место.