Я и Путь in… Как победить добро

У нее такая закалка, что она не боится косых взглядов. Я бы боялся, если бы про меня спел Сергей Зверев (я, кстати, дружу с ним — высокой, будете удивлены, самоиронии человек), но все это семечки, когда вспоминаешь, что она сделала с песнями Владимира Кузьмина. Кто спорит, он один из самых вкусных мелодистов европейского калибра, но как насыщала она само пространство этих мелодий: „Когда-нибудь я стану лучше…“! Такая песнь в той мертвящей среде!

И годы спустя „Будь или не будь“ с… — вот как это объяснить? Воздух другой, с панталыку сбивает?

Выпускникам „Фабрик“ всех стран и не разобраться, как можно было так в полголоса для хрестоматийного фильма пропеть „Мне нравится“, что носовые платки были самым востребованным аксессуаром, а годы спустя забацать дуэт с Веркой Сердючкой.

Я слышу: не тебе, пес, совать нос в эту путаницу противоречивых наслоений в репертуаре Великой, но, мужественно отвечу (да еще подкрепительно-выразительно кашляну), это именно я едва не загремел из-за нее в каменный мешок, а загремел бы — и поделом, это я на гастролях в Самаре главному ее произведению, дочери Кристине, заходя в ресторацию, где она, само совершенство, трапезничала, напел „Не отрекаются любя“, а гомерический хохот закончил дивертисмент-элегией „Желаю счастья в личной жизни“.

Поэтому — шаттафакап!

Суровый и блистательный Розенбаум, тоже полагающий МГ пластмассовым, тоже не понимает, как вдохнувшая особенную жизнь в его пьесу „Где-нибудь с кем-нибудь как-нибудь“ леди, боготворимая им, — вот с этими вот…

Она узаконила честную, со слезами, жизнь, вот что. Увековечила образ той самой леди: сильной, но терпеливой, терпеливо плачущей у окна.

Другие карабкаются по призовому столбу, она (если бы не этот окаянный визит на Первый канал с рассказом о том, как за квартиру прощен был ничтожный зять), минуя столб, шествовала по русской, прежде советской, земле, она — наш Клинт Иствуд в юбке, который большую человеческую невинность трактует как осознанное состояние организма, а это состояние регулярных требует упражнений.

Я мог стать ее другом, но постеснялся. После суда в квартиру меня привел Филипп, меня трясло, а когда б не трясло, этого текста не было бы. Она угостить чаем хотела, а я, идиот, отказался.

Она спела песню, которая называется „Когда я уйду“.

Еще чего: стоять! Никуда вы не уйдете. Вы — наша потому что.

Нет, моя».