И есть еще два вида одиночества в соответствии с тем, к чему оно обращено. Если одиночество – это место очищения, то оно также необходимо тому, кто находится в связи, прежде чем он вступит в святая святых, оно необходимо ему и в его исканиях, в его переходах от падений к взлетам, взлетам к достоверности. Если же одиночество – это град разделения, где человек ведет диалог с самим собой не для того, чтобы проверить и осознать себя перед тем, что его ожидает, а для того, чтобы самодовольно наблюдать формирование своей души, то это падение духа и его превращение в духовность. Тот, кто сможет дойти до последней бездны падения, будет в ослепляющем самолюбовании воображать, что он имеет Бога в себе и говорит с ним. Но, хотя Бог воистину объемлет нас и живет в нас, мы никогда не имеем его в себе. И мы говорим с ним только тогда, когда в нас не говорит уже ничто.
Один современный философ утверждает, будто каждый человек необходимо верит либо в Бога, либо в «идолов», то есть в какие-то конечные блага – в свою нацию, свое искусство, власть, науку, зарабатывание денег, «покорение все новых и новых женщин», то есть блага, которые превращаются для него в абсолютную ценность и становятся между ним и Богом; надо лишь указать человеку на вещность этого блага, сокрушить «идола», и отклонившийся от верного курса религиозный акт сам обратится на должный соответствующий предмет.
Такая точка зрения предполагает, что отношение человека к конечным благам, которые сделались его «идолами», по своему существу сходно с отношением к Богу и отличается от него одним только объектом, ибо только в этом случае простая замена ложного объекта истинным может спасти отступившего от верного пути. Однако отношение человека к какому-то «особенному нечто», которое завладело высочайшим ценностным троном его жизни, вытеснив с него вечное, всегда направлено на опытное познание и использование какого-то Оно, какой-то вещи, какого-то объекта наслаждения. Ибо только это отношение может закрыть нам лицезрение Бога: оно заслоняет Бога непроницаемым миром Оно; созерцание Бога открывается только в отношении, которое говорит Ты. Тот, кто подпал под власть «идолов», которых он старается заполучить, иметь и сохранить, тот, кто одержим жаждой обладания, не имеет никакого пути к Богу, кроме возвращения, каковое предполагает не одно только изменение цели, но и смену рода движения. Одержимого излечивают, пробуждая и нацеливая его к связи, а не тем, что направляют его одержимость на Бога. Если некто остается под воздействием одержимости, то что может означать тот факт, что он перестал призывать имя демона или какого-либо существа, изуродованного настолько, что оно представляется ему демоническим, но стал теперь призывать Бога? Это означает, что теперь он богохульствует. Это такое же богохульство, как если бы кто-то лежащую на алтаре поверженного идола оскверненную жертву принес в жертву Богу.
Тот, кто любит женщину, осуществляет ее жизнь в своей: Ты ее глаз позволяет ему видеть луч вечного Ты. Но если кто-то обуян стремлением к «новым и новым покорениям женщин», то неужели вы действительно хотите утолить его вожделение призраком вечного? Кто служит своему народу, пылая в бездонной судьбе, если он хочет без остатка отдать себя ему, то он служит Богу. Если же нация стала для кого-то идолом, которому он хочет подчинить все, потому что в этом образе он хочет возвысить и свой, то не воображаете ли вы, что стоит внушить ему отвращение к идолу и он немедленно узрит истину? И как можно назвать то, что кто-то смотрит на деньги, на это воплощенное не-сущее, как на Бога? Что может быть общего между сладострастием наживы и накопительства и радостью присутствия настоящего? Может ли раб мамоны сказать деньгам Ты? И как подступить ему к Богу, если он не умеет произнести «Ты»? Он не может служить двум господам одновременно и даже последовательно: сначала – одному, а потом – другому; сначала он должен научиться по-другому служить.
Обращенный посредством такой подмены человек «обладает» теперь призраком, который он называет Богом. Однако Бог, это вечное настоящее, не может быть предметом обладания. Горе одержимому, который воображает, будто он обладает Богом!