Я, Яромир Гулливер

Третья пробоина оказалась смертельной. Не сразу, спустя много лет. Рана ныла, уносила веру, подтачивала силы сопротивления этому року. Их первая встреча случилась во Пскове, затем на Дворище. Клятвы навек, трудный быт, частые разлуки. Навсегда запомнил купание с ней тут на реке. Обсыхая, лёжа на травянистом берегу, задохнувшись заметил приподнявшиеся волоски на озябшей коже её голени. Жмурясь на солнце, не смог оторвать взгляда от ямочек на её коленях. Он писал ей письма, звал замуж, ради неё был готов, бросив замыслы своей жизни, стать успешным модным и дорогим художником, скульптором, обеспечив комфортную семейную жизнь. Но Рок не дремал и тут. Не получил ни одного ответа, ни одного тёплого слова. После узнал — его письма до адресата не доходили. Мать Эвридики сжигала их, достав из почтового ящика. Желала дочери более достойного жениха. Длительная безответная разлука сделала своё дело, охладила, завершила их взаимное кружение и притяжение. Как оказалось, навсегда, хотя виделись в городе и позже. Однажды, перебирая бумаги, он наткнулся на поблёкшую фотографию. Тогда ещё не было Центра, он обживал полученное от города скромное жилище в старом фонде. Костыли стояли в прихожей, ведь боли в спине после десятилетия «заточения» в башне так и не проходили. Ушедшие Эвридики потеряны навсегда. На фотографии Яромир с другом, придумывают оформление новогодних подарков, в руках кедровые шишки для росписи. На столе стаканы в плетённых берестяных подстаканниках, несколько кусков торта на салфетке, видавший виды, закопченый высокий медный чайник, заварной чайник — с ситечком. И, о чудо! — тут же за столом и его третья Эвридика, молодая, красивая, такой он помнил её всегда. Как это могло случиться, ведь некогда ушла навсегда? Вспомнил, — навестила его однажды вместе со своим новым парнем, тот и сделал этот снимок. Видимо поэтому, и лица у всех напряженные, нет улыбок, радости — только горечь. Зачем она тогда оказалась здесь, что-то доказать, сделать больно? Да, куда уж больней. Может, таким способом упрекнуть его в рождении дочери от другой женщины? Так, ведь, сама же и отказалась от него в те годы.

Тогда Яромир, вновь не находя себе места, спасался в работе, себя не щадил. Снова вспомнил ту прорубь. Ведь, чем думал он, может закончится эта незримая беспросветная пытка? Наверняка какой-то химией: алкоголем, ампулой цианида, горстью Веронала, как у Цвейга, иначе — химиотерапией, пусть, спустя сколько-то лет.

Однажды, думая об этом, он вспомнил произошедшую пять лет назад на его глазах смертельную аварию молодого мотоциклиста на углу ул. Бояна, здесь неподалёку на Торговой. Тогда подумалось, что это похоже на смерть настоящего мужчины, гибели почти воина, конечно, современного, «припомаженного» городской цивилизацией, современного Айвенго только без копья. Это ведь лучше, чем на больничной койке. Тот парень был в тонированном шлеме, на байке «Сузуки». Но эти согнутые позы любителей быстрой езды, их «хищные» пригнувшиеся силуэты на подобных спортивных моделях никак не соответствовали его замыслу. В дороге, что могла бы завершит его судьбу, и особенно в последние секунды он должен быть только с прямой спиной, открытым взором. Пусть «там» знают, он не испугался их вызова, их намерения согнуть его этим безнадежным позорным смирением. Подходил только «Харлей-Девидсон». Для байкеров это самая драйвовая, но респектабельная, богато хромированная машина. Управление подобным байком знатоки считают лучшим, что можно испытать в жизни. А он лучшее в своей жизни испытал со своей Эвридикой. Пусть эта короткая «прогулка» на таком байке стала бы символичным прощальным наслаждением, как от совместного бокала хорошего вина. Главное, что только на этих машинах возможно управление с гордо расправленной спиной. И он почему-то сразу понял где мог бы её раздобыть. Он вспомнил своего давнего молодого знакомого, как-то лежали с ним неделю на обследовании в Военно-медицинской академии в Питере. Яромира мучил раздробленный позвонок. Повредил его, заводя в одиночку на стену пристройки Центра тяжелое бревно. Тот парень, Гоша работал айтишником, много лет снимал квартиру, она была в проводах от модемов, завалена старой, отработавшей свой век аппаратурой. Возможно, на запчасти. Жил с женой и сыном. Супруга пару раз навестила его в клинике, Яромиру показалась странноватой, с виду панк, всегда выбрита голова, оставлена выкрашенная оранжевая гривка, много металла в носу и ушах. Со слов Гоши, больше всех любила животных, особенно крупных хищных птиц, которые жили в их доме, кто в клетках, кто так, на пеньке с ремешком на лапке. Чтобы «соответствовать» Гоша выбрал себе имидж брутального байкера. Оброс амуницией, бородой, купил мотоцикл Харлей. С группой приятелей часто ездили на своих мото по удаленным природным маршрутам. Любили бывать в Карелии, на тех бурных реках, водопадах, скалистых гранитных склонах. Рассказал, что жена часто отлучалась будто бы на конференции экологов, любителей природы, бывало, в другие города.