Я — ярость

Примерно минут через десять телефон снова жужжит, и сердце опять замирает. Машина виляет, когда она отпускает руль одной рукой, чтоб дотянуться до телефона. Элла смотрит в зеркала заднего вида и замедляется, пытаясь посмотреть, что там на экране.

«ВАЖНО» — вот все, что она успевает увидеть, прежде чем сообщение пропадает.

— Черт, — бормочет Элла, во второй раз съезжая с шоссе. Гравий отвратительно шуршит под колесами, будто пытается оттолкнуть ее. Как только машина останавливается, она дрожащими руками хватает телефон и лезет в сообщения. Но это не мама. Это Хейден.

Подумать только, она о нем и думать забыла.

**ВАЖНО**

Я собираюсь покончить с собой.

Элла, я точно сделаю это. Мир был слишком жесток, и я знаю, что я не идеален, но я не заслужил такого. Я думал, тебе не все равно, но теперь ясно, что ты просто очередная мелкая самонадеянная сучка. Я открыл тебе свое сердце, а ты даже не снизошла до ответа.

— Господи, он возомнил себя Гамлетом? — бормочет под нос Элла. Она почти уверена, что любой, кто начинает длинное письмо со слов «ВАЖНО» и «Я собираюсь покончить с собой», вовсе не намерен это делать. Почти наверняка.

Ни единого сообщения в ответ, а я писал тебе все, что было у меня на уме. Это значит, что ты ничего не стоишь и что ты виновата во всем, что со мной случилось. Я даже не рассказывал тебе о худшем, о том, что они делали со мной на карантине, о том, что вытворяли парни постарше после наступления темноты, когда охранники думали, что мы спим. Ты себе и представить такого не можешь. Я подвергался таким вещам, о которых и сам не мог даже

И все.

Слава богу, конец сообщения.

Но телефон жужжит снова, и ей приходит остаток его длинного письма.

подумать. Я считал, что могу открыться тебе. Могу верить. Думал, ты особенная. Ты единственный человек, с которым я общался в тот адский период. Я взломал систему, лишь бы написать тебе! Но нет, ты заносчивая и холодная, ледяная королева, у тебя нет сердца, и ты даже не отвечаешь мне. Так что я сделаю это, и это будет твоя вина.

— Неожиданный поворот, но ладно уж, — говорит Элла в темноту.

Все это… не выглядит как предсмертная записка. По крайней мере, не похоже на те, которые она писала, после того как отец попытался задушить ее, когда мечтала лишь о том, чтобы сбежать от него, чтобы никогда не испытывать страха. Она сожгла те записки над свечой и смыла остатки в унитаз. Она не рассылала их людям, чтобы заставить их чувствовать себя ужасно. Это просто очередная манипулятивная ерунда, и у нее совершенно нет времени.

Именно поэтому Элла так и не ответила ни на одно из его писем.

Столько слов — и ни капли заботы о ней.

Он ни разу не спросил, как она, все ли с ней в порядке, не пострадал ли кто-нибудь из ее близких. Всегда говорил только о себе.

Совсем как отец.

Тебе совсем нечего сказать? Ты вообще способна чувствовать хоть что-нибудь?

Большие пальцы замирают над буквами.

Вот, что она написала бы ему.