Я иду искать

— Я рад, — повторил он, протянул мне руки ладонями вверх, легко сдаваясь. — Просто что-то нашло. Ностальгия. Вот смотри, я её отпускаю.

Он ухватил «ностальгию» двумя пальцами и отпустил. Казалось, я увидела, как она улетает.

Но я осталась там, где стояла, нас по-прежнему разделяла стойка. Я боялась даже ощутить его запах, такой знакомый. Я уже начинала торговаться с той давно ушедшей девочкой. Не секс, умоляла она, а только поцелуй. Но я твёрдо отказала ей. У предательства нет меры, нет черты, которую можно переступить. Если я его поцелую, подумала я, буду ничем не лучше Тейт Бонакко.

— Почему ты спросила про Энджи? Ты явно её знаешь, — спросил он, чтобы сменить тему. Он хотел помочь мне вновь стать порядочной, и это тоже очень привлекало.

— Сложный вопрос, — ответила я. Поставила возле раковины кружку с кофе, которого мне не хотелось. — Через полчаса мне нужно быть дома, и мне очень жаль, но у меня нет времени объяснять, хотя я, конечно, должна. В это утро всё пошло не так. Я даже услышала, как ты просишь у меня прощения — ну не безумие ли. Ты даже не представляешь, как важно для меня было вернуться сюда, увидеть, что ты меня уже простил. Но теперь я должна извиниться.

Его лицо приняло встревоженное выражение.

— Бред какой-то. За что?

За очень многое, и он об этом знал. Я нахмурилась.

— За то, что ничего не сказала. Что позволила копам повесить вину на тебя. Молчала в тряпочку, и ты потерял три года жизни.

Тиг лениво отмахнулся от моих слов, будто они ничего не значили.

— А что ты могла сказать? Ну-ка, какие слова могли мне помочь?

Неужели он вновь лицемерил? Раньше это было ему не свойственно. Но, может быть, он просто хотел услышать эти слова. Их услышала Ру и обратила против меня. Они стали жестоким оружием в её руках. Большего вреда принести они уже не могли, и я должна была сказать их Тигу. Больше, чем кому-то другому. Я посмотрела ему в глаза.

— Я должна была сказать им, что была за рулём.

Он рассмеялся. Громко, удивлённо. Пожал плечами, развёл руками.

— Но ведь ты не была за рулём, — сказал он и увидел моё выражение лица. — Ты же это знаешь, Эми, правда? За рулём была не ты. А я.

Глава 10

То, что он запомнил, то, что осталось с ним навсегда — эпизод на железнодорожных путях. По дороге к развилке я вела машину так осторожно, что он начал меня дразнить. Чо так кисло, Смиффи? На обратном пути, несясь к злополучной дороге, на которой мы столкнулись с миссис Шипли, мы ехали уже совсем с другой скоростью.

Подпрыгивать на путях было его фишкой. Он вечно подпрыгивал. Поэтому и решил, что машину вёл он.

Он никогда не задавался этим вопросом, хотя не помнил, как держался за руль, как давил на газ. Его последнее ясное воспоминание было о том, как он меня поцеловал. Мы выпили ещё вина, ещё покурили — мы и без того уже были не в себе. Прогулка до машины осталась в нашей памяти как слайд-шоу, а сама поездка — как чёрная дыра с яркой вспышкой на середине пути. Следующий кадр, который он вспомнил — как, рыдая, стоит на четвереньках у разбитой машины.

— Ключи были у меня, — настаивала я. Мы уже добрались до этого момента. — Я села за руль.

— Но ты же не помнишь, как вела машину, — сказал он почти с вызовом.

— И ты тоже, — парировала я, и он рассмеялся нервным, лающим смехом.

— Ты никогда не прыгала на путях, — повторил он, запустил руки в волосы. — Если бы ты была за рулём, я бы это запомнил, разве нет?

— Нет, — сказала я. — Люди часто не могут вспомнить аварию. Это травматичный опыт, мозг может его заблокировать, к тому же мы были пьяны и накурены. Давай исходить из того, что мы помним. У меня были ключи, я села за руль. Я помню, как машина прыгала, но больше ничего.

Он покрутился на стуле, вновь повернулся ко мне, сложил руки домиком. Грустно, измученно улыбнулся.

— Я понимаю, ты в это веришь. Но всё-таки не сомневаюсь — это был я. Я знал, это был я, даже когда сказал копам, что это была ты. Потому что адвокат без конца повторял, что меня привлекут к ответственности как взрослого. Мама до смерти испугалась и сказала, что тебя твои богатые предки вытащат из дерьма, а я в нём по уши увязну. И я струсил. Сделал, как они хотели, и адвокат воспользовался этим, чтобы максимально смягчить приговор. Господи, мне почти так же стыдно, как если бы…

— Тиг! — перебила я. — Мы были всего лишь детьми. Нам было так страшно, так стыдно…

— Мы оба обманули копов. Оба думали, что это сделали мы, и обвинили друг друга, — пробормотал он спокойно, беззлобно. Даже расслабленно. — Как в том рассказе О’Генри. Когда она продала волосы, чтобы купить ему цепочку для часов, а он продал часы, чтобы купить ей гребни для волос.

Я улыбнулась. Наклонилась к нему, но не слишком близко. И потом, нас разделяла барная стойка.