Я искал тебя тысячу лет (СИ)

– Да, пожалуй. Но с тех самых пор все мои хитрые замыслы были обречены на провал. Свирель перенесла меня в Нетландию, я тогда не понял, как технически это получилось, проспал всю дорогу. Проснулся уже на острове, связанный по рукам и ногам на Скале Покинутых. Пен кружил вокруг меня в воздухе и глумился, его команда плясала от радости на камнях: ещё бы, взять в плен настоящего взрослого пирата! Ну…

Джеймс посмотрел на своё запястье и в пустоту, где раньше была его правая кисть, болезненно нахмурился и вздохнул:

– …вот, кажется, и всё. Закончилось тем, что я-таки вернул на воду тот старый корабль, потерпевший крушение на острове. Мне помогал Сми, он был рядом с тех самых пор. Мы научились покидать Нетландию, экипаж мой увеличивался, бриг (тут Джеймс постучал каблуком сапога по полу) отремонтировали, обшивку заменили, палубу перестроили… сейчас он и вовсе, считай, собран заново. Мой Весёлый Роджер, моё вечное убежище, это он укрыл меня от Пена, здесь я зализывал свои раны. Кстати, когда я приполз сюда после того, как… э-э, высвободился из плена… имя «Весёлый Роджер» уже было нацарапано на борту. Выскоблено с грамматическими ошибками и зеркальными буквами наглой детской ручонкой. Поможешь удалить нитки?

Глубокий голубой цвет, сбросивший с себя стекло заклятия, дрогнул в глазах и отразил в себе нежную ладонь, которая пригладила напряжённые крылатые брови. Венди поставила ножки на уголок кресла, убрала в сторону все капитанские двойные вещицы, и Джеймс продвинулся к ней ближе, обнимая грациозные колени и утопая уставшим лицом в её юбке. Он тяжело вздохнул.

– Расскажи мне, пожалуйста… – ласковые пальчики закопались в корнях чёрных волос, – Что с тобой случилось? Ты рассказывал кому-нибудь? Сми, может быть?

– Нет, никогда.

– Ты можешь рассказать мне, Джеймс. Я бы хотела узнать… Если это не слишком больно для тебя.

Капитан поднял голову и неуверенно взглянул на Венди:

– Разве Пен не твердит об этом направо и налево?

– Твердит, но только как… хм. Факт.

– И никакие книги за все столетия не сочинили ни одной басни?

– Нет. Насколько я знаю.

– В этой истории нет ни капли доблести. Она скорее вызовет у тебя отвращение ко мне, а не сочувствие.

– Джеймс. Я знаю тебя уже достаточное количество времени. Ты всегда к себе слишком строг. Клянусь, никакая даже самая жуткая история из твоего прошлого не заставит меня осуждать тебя или, тем более, испытывать отвращение… всё, что с тобой произошло, сделало тебя тем, кто ты есть сейчас, со мной. Ты можешь рассказывать мне обо всём, о чём хочешь. Если хочешь, конечно.

– Я хочу рассказать…

– А я хочу выслушать.

– Ну… хорошо. Они связали меня, пока я спал, оставили на Скале Покинутых. Пен придумал игру: нужно было кидать в меня камни и набирать очки, побеждает тот, кто соберёт больше всех, пока скала не скроется под толщей воды и я не пойду ко дну. Один балл за каждый камень, попавший в цель. Два за тот, что угодит в голову. Три, если в лицо. Не знаю, как я сохранил все зубы, и как мой нос остался цел, я уворачивался… в заднем кармане у меня была заточка, мне удалось выхватить её и разрезать канат. Но, пока я пилил, счёт у них уже пошёл на сотни. Я плохо соображал, один мерзавец всё время попадал мне в лоб… во мне кипели обида, гнев, непонимание, но сильнее всего – гнев… канат лопнул, гнев застлал глаза красной пеленой, в одну секунду я разорвал проклятые веревки, в другую уже вынырнул у камней и изо всех сил душил того пацана, глаза у него выпучились, язык торчал… Я едва не воткнул заточку ему в живот, уже замахнулся… Пен налетел на меня, полоснул, я и так был весь в крови, побитый камнями, на кровь приплыла Крокодилица… а тут ещё море крови, я ничего не понял, только адская боль, хохот Пена, крики говнюка, которого я чуть не задушил… Всё пульсирует, брызжет… я испугался. Убежал. Как-то добрался до корабля, спрятался… А потом увидел, что произошло.

Все эти воспоминания стояли у Джеймса перед глазами, словно картины, живые, красочные, как будто всё случилось вчера: он очнулся в старом вонючем деревянном помещении, отовсюду несло плесенью, сыростью и ещё бог знает чем, стены искорёжены, круги в глазах мешают разглядеть больше. Кажется, Джеймс сидел на полу в углу и, кажется, неподалёку кто-то маячил. Он хотел пошевелиться, но испытал такую адскую боль, что чуть не ослеп, и отчаянно заорал. Его небритое лицо сцапали какие-то морщинистые ручонки, силой отвернули в сторону, и у Джеймса не хватило сил сопротивляться, он только верещал, извивался от боли, как сумасшедший, и полоумно вращал глазами.

– Успокойся, успокойся, мальчик! Не дёргайся! Тише! – с сочувствием воскликнул чей-то голос, – Ай, да не дёргайся же, ничего уже не сделаешь! Только хуже будет!

Бедного Джеймса трусило нещадно, но он постарался внять словам обладателя толстеньких грязных пальцев, вцепившихся в его впалые щёки и постепенно утихомирился. Боль пульсировала во всём его теле с такой силой, словно его заживо резали и били кувалдой по голове.

– Отпусти… – хрипло произнёс Джеймс неизвестному человеку, – больно…