Затем он поспешил ретироваться и закрыл за собой дверь, а Венди ещё долго лежала без сна в его кровати и провалилась в дрёму лишь через пару часов после рассвета. Её беспокойные мысли крошечными мотыльками порхали вокруг статного и величавого образа Капитана Крюка, танцевали над длинными музыкальными пальцами, садились на его чёрные усы и кудри, бессовестно заглядывали под воротник, где прятался шрам от яда, спускались ниже к груди, сгорали там от невыносимого жара, а потом снова появлялись, шурша прозрачными крылышками, над кистью руки. Одного такого мотылька Крюк пригласил расположиться на его указательном пальце. Манжета на руке у Венди больше не было, и палец дотронулся до её кожи, оставляя за собой нежное тепло прикосновения. Капитан, как художник, стал рисовать кисточкой витиеватые узоры, от тыльной стороны ладони вверх, пока не добрался сгиба шеи, где мягкий ворс превратился в горячую подушечку пальца. Там он отметил линию ключицы и спустился ниже, в зону декольте, растягивая прикосновение, уводя его по идеально ровной центральной линии вниз под грудь и вызывая пламенные ощущения в очень отдалённых уголках тела. Венди застонала и выгнулась, откидывая голову назад. Руки капитана оказались ремнём у неё на талии, они сжали её и обняли, ладонь поглаживала живот, находясь одновременно поверх шелковистой чёрной блузы и под ней.
Крюк подумал, что всему виной его больное воображение. Как истинный джентльмен, он в очередной раз устроился на ночь на софе, обещая себе впредь быть сдержанным, воспитанным, и не обнимать девушку без спроса, но этот еле слышный звук за дверью спальни, похожий на стенание, снова донёсся до его ушей. Пересекая просторную каюту в несколько широких бесшумных шагов, капитан приложил ухо к двери: жалобный стон повторился несколько раз с разной степенью громкости. Крюк приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь. Сначала он решил, что Венди снится кошмар, но высокая температура в спальне и манера, с которой девушка дышала, слегка извиваясь во сне, быстро подсказали ему истинную причину этих маленьких протяжных ноток. Тело капитана тут же откликнулось, не удержавшись, он тихо вошёл в спальню. Потревожить спящую девушку он, конечно, не смел (хотя, зная что под его блузой она полностью обнажена, он безумно хотел до неё дотронуться), а только чуть-чуть нагнулся над ней, чтобы разобрать невнятный шёпот, проступающий сквозь ускоренное дыхание. Венди слабо шевелила губами, и капитан, перекинув кудри на одну сторону и придерживая их ладонью, склонился к самому её лицу. Шею сразу же окатило горячей волной воздуха, а в ухе зазвучало одно единственное слово: Джеймс.
Джеймс.
Это и есть мой персональный Ад, – подумал он, представляя, как в её собственном сне он сейчас делает с ней то, что ему так хотелось бы повторить наяву. Желательно, многократно. Его тело тут же стало готово к приступить непосредственно к действиям, и капитан заскулил. Наяву он предпочёл убраться от девушки подальше. Гальюн его уже ожидал.
====== Dé à coudre* ======
Когда Венди с трудом вытащила себя из царства Гипноса, на корабле было тихо, как в лесу: только звуки природы в виде тревожных выкриков чаек и шелеста прибоя, но ни одного человеческого голоса, бряцания металла или деревянного стука. Матрац под ней был весь мокрый, наверное во сне она вспотела под одеялом, и, подвинувшись на сухое место, Венди потянулась, мечтая принять ванну. Девушка проверила руку, – первое, что она делала после пробуждения каждый день, – и с разочарованием отметила, что состояние осталось прежним, а ведь ей так хотелось, чтобы за ночь всё чудесным образом излечилось, и пальцы, наконец, задвигались.
Чуть помотав вокруг себя капитанской блузой в воздухе, проветривая своё тело и влажную ткань, Венди выглянула из спальни. Каюта была освещена длинными лучами, высокие кормовые окна впускали много оранжеватого света, в привычном месте у потушенной жаровни девушку ждала очень своевременно угаданная капитаном деревянная ванна со свежей водой, кусочек душистого мыла и полотенце, а на чистом пустом столе (неужели капитан убрал все свои приборы и безделушки?) – обед, пара стопок различных бумажных свёртков и квадратная коробка. Венди потянула за уголок листка, который торчал из под подноса. Записка сообщала, что капитан вернётся в полдень, а до тех пор просит дождаться его, но, судя по косым солнечным лучам, Венди благополучно проспала его возвращение, а он не стал её будить. Почерк с крупными волнообразными завитушками, в несколько раз превышающими общий размер слов, и острыми, как шпага, взмахами у некоторых букв, совпадал с пометками, набросанными на полях нотных тетрадей, и Венди сделала вывод, что партии для клавесина капитан сочинил сам.