Я историю излагаю... Книга стихотворений

Нас было десять поэтов,
не уважавших друг друга,
но жавших друг другу руки.

Мы были в командировке

в Италии. Нас таскали
по Умбрии и Тоскане

на митинги и приемы.

В унылой спешке банкетов
мы жили — десять поэтов.

А я был всех моложе

и долго жил за границей,
и знал, где что хранится,

в котором городе — площадь,

и башня в которой Пизе,
а также в которой мызе

отсиживался Гарибальди,

и где какая картина,
и то, что Нерон — скотина.

Старинная тарахтелка —

автобус, возивший группу,
но гиды веско и грубо

и безапелляционно

кричали термины славы.
Так было до Рубикона.

А Рубикон — речонка

с довольно шатким мосточком.
— Ну что ж, перейдем пешочком,

как некогда Юлий Цезарь, —

сказал я своим коллегам,
от спеси и пота — пегим.

Оставили машину,

шестипудовое брюхо
Прокофьев вытряхнул глухо,

и любопытный Мартынов,

пошире глаза раздвинув,
присматривался к Рубикону,

и грустный, сонный Твардовский

унылую думу думал,
что вот Рубикон — таковский,

а все-таки много лучше

Москва-река или Припять
и очень хочется выпить,

и жадное любопытство

лучилось из глаз Смирнова,
что вот они снова, снова

ведут разговор о власти,

что цезарей и сенаты
теперь вспоминать не надо.

А Рубикон струился,

как в первом до РХ веке,
журча, как соловейка.

И вот, вспоминая каждый

про личные рубиконы,
про преступленья закона,

ритмические нарушения,

внезапные находки
и правды обнаруженье,

мы перешли речонку,

что бормотала кротко
и в то же время звонко.

Да, мы перешли речонку.

«Иностранные корреспонденты…»

Иностранные корреспонденты
выдавали тогда патенты
на сомнительную, на громчайшую,
на легчайшую — веса пера —
славу. Питую полною чашею.
Вот какая была пора.

О зарницы, из заграницы

озарявшие вас от задницы
и до темени.
      О зарницы
в эти годы полной занятости.

О овации, как авиация,

громыхающие над Лужниками.
О гремучие репутации,
те, что каждый день возникали.

О пороках я умолкаю,

а заслуга ваша такая:
вы мобилизовали в поэзию,
в стихолюбы в те года
возраста, а также профессии,
не читавшие нас никогда.
Вы зачислили в новобранцы
не успевших разобраться,
но почувствовавших новизну,
всех!
   Весь город!
         Всю страну!

«Меня не обгонят — я не гонюсь…»