Я историю излагаю... Книга стихотворений

Сердце барахлило, а в плечах
Мучились осколки.
Память выметало из подкорки,
Пропадал, томился я и чах.

Впрочем, как ни нарастало трение

В механизме, с шествием годов —
Никогда не подводило зрение:
Видеть был всегда готов.

Изумлялись лучшие врачи.

Говорили: всё лечи,
Кроме глаз, глаза, как телескопы,
Видят хорошо и далеко.

Зрение поставлено толково,

Прямо в корень смотришь, глубоко.

Слуху никогда не доверял,

Обонянию не верил,
Осязаньем не злоупотреблял:
На глазок судил, рядил и мерил.

Ежели увижу — опишу

То, что вижу, так, как вижу.
То, что не увижу, — опущу.
Домалевыванья ненавижу.
Прожил жизнь. Образовался этакий
Впечатлений зрительных
      навал.
Всю свою нехитрую эстетику
Я на том навале основал.

«Сосредоточусь. Силы напрягу…»

Сосредоточусь. Силы напрягу.
Все вспомню. Ничего не позабуду.
Ни другу, ни врагу
Завидовать ни в чем не буду.

И — напишу. Точнее — опишу.

Нет — запишу магнитофонной лентой
Все то, чем в грозы летние дышу,
Чем задыхаюсь зноем летним.

Магнитофонной лентой будь, поэт,

Скоросшивателем входящих. Стой на этом.
Покуда через сколько-нибудь лет
Не сможешь в самом деле стать поэтом.

Не исправляй действительность в стихах,

Исправь действительность: в действительности,
И ты поймешь, какие удивительности
Таятся в ежедневных пустяках.

Непривычка к созерцанию

Не умел созерцать. Все умел: и глядеть, и заглядывать,
видеть, даже предвидеть, глазами мерцать,
всматриваться, осматриваться,
      вздохом охватывать
горизонт.
Все умел.
Не умел созерцать.

Не хватало спокойствия, сосредоточенности.

Не хватало умения сжаться и замереть.
Не хватало какой-то особой отточенности,
заостренности способа
видеть, глядеть и смотреть.

И у тихого моря с его синевой миротворною,

и у бурного моря с его стоэтажной волной
остальная действительность
с дотошностью вздорною
не бросала меня,
оставалась со мной.

А леса, и поля, и картины импрессионистов,

и снега, застилавшие их своей белой тоской,
позабыть не заставили,
как, обречен и неистов,
вал морской
разбивался о берег морской.

Я давал себе срок, обрекая на повиновение

непоспешному времени,
но не хватало меня.
Я давал себе век, но выдерживал только мгновение.
Я давал себе год,
не выдерживал даже и дня.

И в итоге итогов

мне даже понравилась
населявшая с древности эти места
суета,
что со мною боролась и справилась,
одолевшая, победившая меня суета.

Прощание