Я историю излагаю... Книга стихотворений

Будто ветер поднялся,
до костей пробрали
эти клятвы всех и вся
в верности морали.

Все-таки чему верны?

Не традициям войны
и не кровной мести —
совести и чести.

Это все слова, слова,

но до слез задело,
но кружится, голова.
Слово тоже дело.

«Значит, можно гнуть. Они согнутся…»

Значит, можно гнуть. Они согнутся.
Значит, можно гнать. Они — уйдут.
Как от гнуса, можно отмахнуться,
зная, что по шее — не дадут.

Значит, если взяться так, как следует,

вот что неминуемо последует:
можно всех их одолеть и сдюжить,
если только силы поднатужить,
можно всех в бараний рог скрутить,
только бы с пути не своротить.

Понято и к исполненью принято,

включено в инструкцию и стих,
и играет силушка по жилушкам,
напрягая, как веревки, их.

«Тайны вызывались поименно…»

Тайны вызывались поименно,
выходили, сдержанно сопя,
словно фокусник в конце сезона,
выкладали публике себя.

Тайны были маленькие, скверненькие.

Каялись они навзрыд,
словно шлюхи с городского скверика,
позабывшие про срам и стыд.

Тайны умирали и смердели

сразу.
Словно умерли давно.
Люди подходили и смотрели.
Людям было страшно и смешно.

«С любопытством, без доброжелательства…»

С любопытством, без доброжелательства
наблюдаю обстоятельства
жизни тех, кого зовут счастливцами
с их вполне спокойной совестью,
с красными от счастья лицами
и железной выдержкой пред новостью,
каковой она бы ни была.
До чего у вас, счастливцы,
хорошо идут дела!
До чего вы, счастливцы, счастливы!
До чего вам некуда спешить!
Вороха несчастья и напраслины
до чего вам неохота ворошить.

«Имущество создает преимущества…»

Имущество создает преимущества
в питье, еде,
в житье, беде.
Зато временами лишает мужества.
Ведь было мужество, а ноне где?
Барахло, носильные вещи,
движимое и недвижимое барахло,
поглядывая на тебя зловеще,
убеждает признать зло.

Бюст