Я историю излагаю... Книга стихотворений

Презрения достойный
холопский род людской.
Он любит, когда им правят
только железной рукой.

Он любит, когда его топчут

только чугунной ногой.
Он корчится и ликует,
блаженный, нищий, нагой.

Из стали нержавеющей

был этот бюст отлит,
которому не долговечная,
а вечная жизнь предстоит.

Его везли по Памиру

на ишаках во вьюках,
а после альпинисты
тащили его на руках.

Памир — это Мира Крыша,

гласит преданье само,
и нет на Памире выше
пика,
   чем пик Гармо.
Гармо переименовали.
Бюст вмерз в лед —
из нержавеющей стали,
которую любит народ.

Но вечность в двадцатом веке —

лет пять, не больше шести.
И новые альпинисты
с приказом новым в пути.

Они должны низвергнуть

нержавеющий бюст.
Они вернулись с известием,
что пик — пуст.

Когда-нибудь обнаружится,

что, собственно, произошло:
обвалом ли бюст засыпало,
лавиной ли сталь снесло.

А может быть, старого стиля

был альпинистов вожак,
и бюст переместили,
укрыли. Бывает и так.

Но род людской

      воздвигнуть
смог,
   низвергнуть — не смог
тот бюст.
      На это подвигнуть
не смог
   его бы
      и бог.

А вечность в двадцатом веке,

как и в другом любом, —
навеки, навеки, навеки,
хоть бейся об стену лбом.

«Единогласные голосования…»

Единогласные голосования,
и терпеливые колесования
голосовавших не едино,
и непочтенные седины,
и сочетания бесстрашия
на поле битвы
с воздетыми, как для молитвы,
очами (пламенно бесстыжие),
с речами (якобы душевные),
и быстренькие удушения
инаковыглядящих, инако
глядящих, слышащих и дышащих.
В бою бесстрашие, однако,
готовность хоть на пулеметы,
хоть с парашютом.
Не сопрягается, не вяжется,
не осмысляется, не веруется.
Еще нескоро слово скажется
о том, как это дело делается.

Вскрытие мощей

Когда отвалили плиту —
смотрели в холодную бездну —
в бескрайнюю пустоту —
внимательно и бесполезно.

Была пустота та пуста.

Без дна была бездна, без края,
и бездна открылась вторая
в том месте, где кончилась та.

Так что ж, ничего? Ни черта.

Так что ж? Никого? Никого, —

ни лиц, ни легенд, ни событий.
А было ведь столько всего:
надежд, упований, наитий.
И вот — никого. Ничего.

Так ставьте скорее гранит,

и бездну скорей прикрывайте,
и тщательнее скрывайте
тот нуль, что бескрайность хранит.

«Нынче много умных и спокойных…»