Я историю излагаю... Книга стихотворений

Много лет, как вырвалась Мадонна
на оперативный на простор.
Это дело такта или тона.
Этот случай, в сущности, простой.

А у Богородицы поуже

горизонты и дела похуже.

Счеты с Богородицей другие,

и ее куда трудней внести в реестр
эстетической ли ностальгии
или живописи здешних мест.

Тиражированная богомазом,

богомазом, а не «Огоньком»,
до сих пор она волнует разум,
в горле образовывая ком.

И покуда ветхая старуха,

древняя без края и конца,
имя Сына и Святаго Духа,
имя Бога самого Отца

рядом с именем предлинным ставит

Богородицы, покуда бьет
ей поклоны, воли не дает
наша агитация
   и ставит
Богородице преград ряды:
потому что ждет от ней беды.

Что же просят ныне у бога?

Нужно очень немного лени,
чтобы встать в полшестого утра.
Склеротические колени
смазать маслом, что ли, пора?

Со здоровьем давно уже плохо,

ломят кости и ноет бок.
Что же просят ныне у Бога?
Что он может, нынешний Бог?

Никакую кашу заваривать

не согласен он все равно.
От привычки вслух разговаривать
отучили людей давно.

Думают. О чем — непонятно.

В полутьме презирают свет:
света желтого крупные пятна.
Ждут, неясно какой, ответ.

В церкви думается волнительно

под экстаз и ажиотаж:
у молящихся и правителей
цель, примерно, одна и та ж.

Цель одна, а средства другие.

И молящихся — знаю сам —
мучит ангельская ностальгия,
ностальгия по небесам.

Как там пушки ни выдвигают,

кто там кнопки ракет ни жмет,
а война — она всех пугает,
и никто войны не ждет.

Мира жаждет, мира молит

темный сонм стариков и старух,
ждет, что духа войны приневолит,
обуздает
   мира дух.

В дипломатии вновь напряженно,

снова трения двух систем.
Мира молят солдатские жены:
две девчонки пришли сюда с тем.

Почитали газету — и в церковь

слушать тихие голоса,
хоть сюда доехать из центра
на автобусе — полчаса.

Хоть сюда — и стыдно, и страшно,

и неясно, есть ли Бог,
но приехали утром рано,
стали вежливо в уголок.

«В графе „преступленье“ — епископ…»

В графе «преступленье» — епископ.
В графе «преступление» — поп.
И вся — многотысячным списком —
профессия в лагерь идет.

За муки, за эти стигматы,

религия, снова живи.
И снова святые все святы.
Все Спасы — опять — на крови.

Не так уж плохо