Я историю излагаю... Книга стихотворений

Сороковой год.
Пороховой склад.
У Гитлера дела идут на лад.
А наши как дела?
У пограничного столба,
где наш боец и тот — зольдат, —
судьбе глядит в глаза судьба,
С утра до вечера. Глядят!

День начинается с газет.

В них ни словечка — нет,
но все равно читаем между строк,
какая должность легкая — пророк!
И между строк любой судьбу прочтет,
а перспективы — все определят:
сороковой год.

Пороховой склад.

Играют Вагнера со всех эстрад.
А я ему — не рад.
Из головы другое не идет:
сороковой год —
пороховой склад.

Мы скинулись, собрались по рублю,

все, с кем пишу, кого люблю,
и выпили и мелем чепуху,
но Павел вдруг торжественно встает:
— Давайте-ка напишем по стиху
на смерть друг друга. Год — как склад
пороховой. Произведем обмен баллад
на смерть друг друга. Вдруг нас всех убьет,
когда взорвет
пороховой склад
сороковой год…

«Читали, взглядывая изредка…»

Читали, взглядывая изредка
поверх читаемого, чтобы
сравнить литературу с жизнью.
И так — всю юность.

Жизнь, состоявшая из школы,

семьи и хулиганской улицы,
и хлеба, до того насущного,
что вспомнить тошно, —

жизнь не имела отношения

к романам: к радости и радуге,
к экватору, что нас охватывал
в литературе.

Ломоть истории, доставшийся

на нашу долю, — черств и черен.
Зато нам историография
досталась вся.

С ее крестовыми походами,

с ее гвардейскими пехотами
и королевскими охотами —
досталась нам.

Поверх томов, что мы читали,

мы взглядывали, и мы вздрагивали:
сознание остерегалось,
не доверяло бытию.

Мы в жизнь свалились, оступившись

на скользком мраморе поэзии,
мы в жизнь свалились подготовленными
к смешной и невеселой смерти.

21 июня

Тот день в году, когда летает
Над всей Москвой крылатый пух
И, белый словно снег, не тает.

Тот самый длинный день в году,

Тот самый долгий, самый лучший,
Когда плохого я не жду.

Тот самый синий, голубой,

Когда близки и достижимы
Успех, и дружба, и любовь.

Не проходи, продлись, помедли.

Простри неспешные часы.
Дай досмотреть твои красы,

Полюбоваться, насладиться.

Дай мне испить твоей водицы,
Прозрачной, ключевой, живой.

Пусть пух взлетевший — не садится.

Пусть день еще, еще продлится.
Пусть солнце долго не садится.
Пусть не заходит над Москвой.

II. СУДЬБА НАРОДА

«Палатка под Серпуховом. Война…»