Я историю излагаю... Книга стихотворений

Нас привезли, перевязали,
Суть сводки нам пересказали.
Теперь у нас надолго нету дома.
Дом так же отдален, как мир.
Зато в палате есть четыре тома
Романа то

лстого «Война и мир».

Роман Толстого в эти времена

Перечитала вся страна.
В госпиталях и в блиндажах военных,
Для всех гражданских и для всех
   военных
Он самый главный был роман,
   =любимый:
В него мы отступали из войны.
Своею стойкостью непобедимой
Он обучал, какими быть должны.

Роман Толстого в эти времена

Страна до дыр глубоких залистала.
Мне кажется, сама собою стала,
Глядясь в него, как в зеркало, она.

Не знаю, что б на то сказал Толстой,

Но добродушье и великодушье
Мы сочетали с формулой простой!
Душить врага до полного удушья.
Любили по Толстому; по нему,
Одолевая смертную истому,
Докапывались, как и почему.
И воевали тоже по Толстому.
Из четырех томов его
      косил
На Гитлера
      фельдмаршал престарелый
И, не щадя умения и сил,
Устраивал засады и обстрелы.

С привычкой славной

      вылущить зерно
Практического
      перечли со вкусом
Роман. Толстого знали мы давно.
Теперь он стал победы
      кратким курсом.

Лес за госпиталем

Я был ходячим. Мне было лучше,
чем лежачим. Мне было проще.
Я обходил огромные лужи.
Я уходил в соседнюю рощу.

Больничное здание белело

в проемах промежду белых берез.
Плечо загипсованное болело.
Я его осторожно нес.

Я был ходячим. Осколок мины

моей походки пронесся мимо,
но заливающе горячо
другой осколок ударил в плечо.

Но я об этом не вспоминал.

Я это на послевойны откладывал,
а просто шел и цветы сминал,
и ветки рвал, и потом обгладывал.

От обеда и до обхода

было с лишком четыре часа.
— Мужайся, — шептал я себе, — пехота.
Я шел, поглядывая в небеса.

Осенний лес всегда просторней,

чем летний лес и зимний лес.
Усердно спотыкаясь о корни,
я в самую чащу его залез.

Сквозь ветви и сучья синело небо.

А что я знал о небесах?
А до войны я ни разу не был
в осеннем лесу и в иных лесах.

Война горожанам дарила щедро

землю — раздолья, угодья, недра,
невиданные доселе леса
и птичьи неслыханные голоса.

Торжественно было, светло и славно.

И сквозь торжественность и тишину
я шел и разрабатывал планы,
как лучше выиграть эту войну.

Самая военная птица

Горожане,
   только воробьев
знавшие
   из всей орнитологии,
слышали внезапно соловьев
трели,
   то крутые, то отлогие.

Потому — война была.

         Дрожанье
песни,
   пере-пере-перелив
слышали внезапно горожане,
полземли под щели перерыв.

И военной птицей стал не сокол

и не черный ворон,
      не орел —
соловей,
   который трели цокал
и колена вел.

Вел,

   и слушали его живые,
и к погибшим
   залетал во сны.
Заглушив оркестры духовые,
стал он
   главной музыкой
         войны.

«У офицеров было много планов…»