Я историю излагаю... Книга стихотворений

Комиссия по литературному наследству

Что за комиссия, создатель?
Опять, наверное, прощен
И поздней похвалой польщен
Какой-нибудь былой предатель,
Какой-нибудь неловкий друг,
Случайно во враги попавший,
Какой-нибудь холодный труп,
Когда-то весело писавший.

Комиссия! Из многих вдов

(Вдова страдальца — лестный титул!)
Найдут одну, заплатят долг
(Пять тысяч платят за маститых),
Потом романы перечтут
И к сонму общему причтут.

Зачем тревожить долгий сон?

Не так прекрасен общий сонм,
Где книжки переиздадут,
Дела квартирные уладят,
А зуб за зуб — не отдадут,
За око око — не уплатят!

Музей общих неприятностей

Помню все! Замусорил мозги.
Сам не разберусь, как память
так успел засыпать и захламить.

Вижу положительное, вижу:

рост людей, домов, цветов.
Все хорошее видеть я готов.

Помню отрицательное, помню

и совсем не с тем, чтоб очернить.
Упускать не надо эту нить.

Эта нить в такую ткань спрядется,

что не только мне, а всем
станет отвратительно совсем,
очень отрицательно придется.

Надо помнить и — не забывать,

узелки завязывать для памяти,
гвоздики на память — забивать.

Или вот что предложить хочу:

всем бы принести по кирпичу,
домик поместительный построить
и музей в том домике — устроить.
Общих неприятностей музей.

«Цель оправдывала средства…»

Цель оправдывала средства
и — устала.
Обсудила дело трезво,
перестала.

Средства, брошенные целью,

полны грусти,
как под срубленною елью
грибы — грузди.

Средства стонут, пропадают,

зной их морит.
Цель же, рук не покладает:
руки моет.

«Громкий разговор на улице…»

Громкий разговор на улице —
это тоже признак некоторой,
небольшой свободы.

Не весьма великая свобода

все же лучше
грандиозного величья рабства,
пирамид его и колоннад.

Впрочем, если громкий разговор

спрограммирован в муниципалитете
вместе с гитаристом на бульваре
и цветами перед памятником, —

это для туристов.

Это — не считается свободой.

Мещане