Домик на окраине. В сторонеОт огней большого города.Все, что знать занадобилось мнеОтносительно тепла и холода,Снега, ветра, и дождя, и града,Шедших, дувших, бивших в этот век,Сложено за каменной оградойК сведенью и назиданию всех.В двери коренастые вхожу.Омы голенастые гляжу.Узнаю с дурацким изумленьем:В День Победы — дождик был!Дождик был? А я его — забыл.Узнаю с дурацким изумленьем,Что шестнадцатого октябряСорок первого, плохого года,Были: солнце, ветер и заря,Утро, вечер и вообще — погода.Я-то помню — злобу и позор:Злобу, что зияет до сих пор,И позор, что этот день заполнил.Больше ничего я не запомнил.Незаметно время здесь идет.Как романы, сводки я листаю.Достаю пятьдесят третий год —Про погоду в январе читаю.Я вставал с утра пораньше — в шесть.Шел к газетной будке поскорее,Чтобы фельетоны про евреевМедленно и вдумчиво прочесть.Разве нас пургою остановишь?Что бураны и метели все,Если трижды имя БарановичиНа одной сияет полосе?Месяц март. Умер вождь.Радио глухими голосамиГолосит: теперь мы сами, сами!Ведро было или, скажем, дождь,Как-то не запомнилось. Забылось,Что же было в этот самый день.Помню только: сердце билось, билосьИ передавали бюллетень.Как романы, сводки я листаю.Ураганы с вихрями считаю.Нет, иные вихри нас мелиИ другие ураганы мчали,А погоды мы — не замечали,До погоды — руки не дошли.
«Справедливость — не приглашают…»
Справедливость — не приглашают.И не звуки приветных речей —всю дорогу ее оглашают крики попранных палачей.Справедливость — не постепеннодоползет до тебя и меня.На губах ее — белая пенагрудью рвущего ленту коня.
Пересуд
Даже дело Каина и Авеляв новом освещении представили,а какая давность там была!А какие силы там замешаны!Перетеряны и пере взвешены,пересматриваются все дела.Вроде было шито, было крыто,но решения палеолита,приговоры Книги Бытияв новую эпоху неолитаворошит молоденький судья.Оказалось, человечностиродственно понятие бесконечности.Нету окончательных концов.Не бывает!А кого решают —в новом поколение воскрешают.Воскрешают сыновья отцов.