Я изменилась навсегда

Когда мы уезжали, чтобы добраться до нашей следующей остановки, я увидела мальчиков, которых видела раньше. Они вместе сидели в грязи. Они не разговаривали. Все они просто смотрели на дорогу.

Я не знаю, что делать. Я каким-то образом должна что-то сделать, чтобы помочь этим людям. Если бы вы встретились с ними, то почувствовали бы то же самое.

Обед в «Sheraton Inn»

Я обедала с Александрой и несколькими другими полевыми сотрудниками. Думаю, что это их шутка – «The Kasulu Sheraton Inn». Маленькая хижина с земляным полом. Мы снова ели рис и бобы.

Мне нравятся здешние полевые сотрудники. Они разговаривают о безумных ситуациях, но время от времени смеются. Думаю, что если бы они не смеялись, то сошли бы с ума.

Правда в том, что многие из тех ситуаций, в которые они попадают, очень опасны.

Это совсем не комфортная или легкая жизнь. Но они так неравнодушны к этим беженцам, что не хотят быть в любом другом месте.

В какой-то момент они упомянули «церковь» и «мост», но потом быстро сказали: «Мы не можем говорить об этом». Они сказали, что эти образы до сих пор у них перед глазами. «Иногда ты просто плачешь».

Сидя с этими мужчинами (и Александрой), я думала о том, как мне повезло познакомиться с ними, узнать об их существовании. Я хотела познакомиться с достойными людьми, работающими в хорошей организации, чтобы найти место, где можно начать учиться и помогать. Я не могла бы найти лучшей группы.

Позже я выяснила, что это были за воспоминания о церкви. Я не спросила их сразу же, потому что могла понять, что они не хотели вспоминать. Теперь я понимаю. Я спросила Александру, когда мы добрались до дома.

Она обхватила голову руками, потом посмотрела на меня. Ее здесь не было, когда случилось массовое убийство в церкви, но эта история мучила ее.

Во время кризиса тысячи людей (столько, сколько смогло втиснуться) спрятались от повстанцев в церкви, думая, что божий дом будет единственным безопасным местом.

Повстанцы обнаружили, что они там прячутся, и закидали церковь гранатами. Потом они прошли по мертвым телам, протыкая их ножами, чтобы убедиться, что люди мертвы.

Сотрудники УВКБ, с которыми я познакомилась сегодня, были среди первых, кто их обнаружил. Одна женщина была жива. Ее завалило мертвыми телами, которые прикрыли ее во время нападения.

Когда они пришли туда, то обнаружили, что она перебирает тела.

Она искала своего мужа и шестерых детей. Больше не выжил никто. На ее месте я хотела бы умереть. Как можно пережить что-то подобное?

Мы подъехали к группе бурундийских барабанщиков. Собрались трое мужчин и около пяти детей. Мужчины начали учить следующее поколение. Они не хотят потерять свою культуру.

Когда мы подъехали к ним поближе, то услышали прекраснейшие звуки – быстрые, сильные и страстные.

Мужчины и мальчики менялись перед нами, барабаня и танцуя.

Мне сказали, что они молятся.

Они желали мне хорошей жизни!

Эти беженцы прошли через многое, и они желают мне счастья. Они улыбаются и танцуют и желают мне хорошей жизни.

Моя жизнь намного легче, чем их. Я испытываю странное чувство, получая пожелание счастья, но я его принимаю и очень благодарна.

Сегодня я узнала, что есть место в самолете, и завтра я отправляюсь домой.

Пятница, 9 марта

Я в автомобиле. Мы вот-вот отправимся, чтобы сесть на самолет до Дар-эс-Салама. Мне повезло оказаться на этом рейсе.

Мы встали в 6.20. Электричества не было. Я складывала последние вещи с фонариком. Я очень быстро двигалась в темноте. Я думала, что сегодня уезжаю и исчезну еще до того, как об этом узнаю.

Этим утром очень холодно, я думаю о том, как должно быть холодно беженцам в маленьких глинобитных домах, домах, которые они построили.

У них нет электричества. Они никогда не знают, сколько еды получат в день распределения продовольствия. Ночи могут быть очень холодными. Им приходится каждый день заготавливать дрова.

На детях не одежда, а одни лохмотья. Некоторые просто завернуты в небольшие лоскуты красной ткани. Когда перестали выделять средства на гигиенические прокладки, раздавали красную ткань, чтобы женщины могли пользоваться хотя бы ею во время месячных, но мне объяснили, что женщины обходятся без нее. Как они это делают, я не знаю. Женщины предпочли, чтобы их детям было тепло или хотя бы немного теплее.

Холодно и туманно. Маленькому самолету, на котором мы должны лететь, понадобилось три попытки, чтобы сесть. Мы ждали (наши сумки лежали на траве), глядя, как он приземляется в грязь.

Я была очень голодна. Я схватила последний кусок хлеба, когда мы выходили. Кофе этим утром мы не пили – не было электричества.

Наконец, мы взлетели и прибыли как раз вовремя, чтобы пересесть на второй самолет.

Я очень уставшая и голодная, но я, по крайней мере, знаю, когда смогу поесть. Очень скоро у меня будут горячий душ и еда.

Надеюсь, что никогда не забуду, как много я узнала. Надеюсь, всегда буду ценить то, что имею.