Я хочу ребёнка

И я поняла, что мне придётся попросить его сдать эту чёртову спермограмму. Я оттягивала этот разговор до последнего, но он оказался неизбежен. Наверное, мне не хотелось верить, что у нас действительно есть проблемы. Наверное, я боялась, что проблема именно во мне, ведь если он сдаст спермограмму, и там будет всё в норме, иного объяснения просто не останется, а я была уверена, что там будет всё в норме.

Что он сделает тогда? Нет, конечно, он меня не бросит, но всё же мне было страшно… И всё же я это сделала. Я пересилила свой страх и твёрдо отправила Диму сдавать спермограмму. Снова был отказ от спиртного и воздержание.

Мы вместе фантазировали на тему нашего будущего, откладывали деньги, и он постоянно говорил мне: «милая, у нас всё обязательно получится!» Я даже не сомневалась в этом, а оказалось, это он так подбадривал не меня, а себя.

Слово "мышь" похоже на слово "ложь". Ложь такая же жалкая, серая и пыльная. Она вызывает ровно такое же отвращение, поэтому они и похожи. И что я слышу? Я слышу слабое попискивание, вижу мышиный затравленный взгляд, и сразу понимаю, что Дима лжет.

– Сперматозоиды есть, но их мало, и они почти неподвижные.

В тот момент, когда он это сказал, я почувствовала, будто с одной стороны с моей души свалился камень: это не я дефектная, это он! А с другой стороны, мне на спину будто водрузили тот чемодан, с которым я обычно летала в отпуск, нет, даже тот же чемодан, только нагруженный вином на обратной дороге из Греции. Отныне и до самого конца я каждый день ощущала на плечах эту тяжесть. Эта тяжесть была пониманием того, что проблема всё-таки есть. Она материальна, эта проблема, и у неё есть название.

Ноги и голова одновременно стали ватными, крутилась только одна мысль: «разве это возможно?». Реальность настолько не соответствовала ожиданиям, была настолько угрожающа, что мозг просто с ней не справлялся.

– Нет, этого просто не может быть. Это, наверное, какая-то ошибка. Может быть, что-то с реактивами не то. Нужно будет обязательно пересдать!

– Реактивами, – не глядя на меня, повторил он будто в пустоту с какой-то тихой не то надеждой, не то грустью, или, мне показалось, даже разочарованием.

– Ну, конечно, – вспылила я, – всегда нужно думать в первую очередь о хорошем! Да, и потом, врачи всегда говорят «надо пересдать», если что-то не так. Это же их первая реакция – пересдайте!

Он медленно выдохнул, потом набрал в грудь побольше воздуха, но голос все равно был сдавленным, каким-то глухим, будто не его:

– Конечно же, я пересдам…

Мне показалось, он хотел добавить что-то еще.

– Но?

– Ксюш, похоже это наследственное.

Я уже успела включить чайник, и потому последние слова он сказал мне в спину. Даже не в лицо, он сказал мне это в спину!

Я обернулась. Голос у него был нехороший, грустный, таким тоном сообщают дурные вести типа «нам надо расстаться». Да и вид оказался не лучше: сутулые плечи, опущенная голова, как у провинившейся собаки.

– Что?

– Я предполагал, что такое может быть. Астенозооспермия – во как это называется.

– Что? – я не верила своим ушам.

– Понимаешь, это наследственное.

Я отказывалась слышать то, что слышала, и сама чувствовала себя полной дурой, потому что кроме этого «что» больше ничего сказать не получалось.

Как это возможно? Я сходила с ума весь этот год, а он молчал??? Знал и молчал? Хорошо, не знал, но предполагал и ничего не делал! На что он надеялся, на то, что пронесёт? Что это за детский лепет, что за бред?!

В первую секунду хотелось его просто убить. Я таскаюсь по врачам, схожу с ума, ношу постоянно в сумке тесты на овуляцию, пью и писаю из-за этого по часам, а он мне не сказал… Он всё это время знал и не сказал!

– Прости меня. Я не говорил тебе раньше, потому что надеялся, что мне повезло так же как Олегу. Понимаешь, это какое-то семейное проклятие: так было у деда, у отца, и вот теперь у меня. Есть какой-то ген, он передаётся по наследству, и сперматозоиды становятся медленными. То есть, не становятся, я не знаю, как сказать. Этот ген вроде как что-то там нарушает, предрасположенность создаёт – во. И если вдруг что – медленные сперматозоиды. Я не знаю, в чём дело: я не курю, спиртным не злоупотребляю, в баню редко хожу, но вот стрессы, может быть…

Я слушала, и не верила. Он настолько хорошо разбирается в этом во всём: курение, баня, стрессы. Он знал. Знал об этом, думал, изучал материал, и ничего мне не сказал, не предупредил…

– Так и у деда было – они очень хотели второго ребёнка, но бабушка так и не забеременела. У родителей тоже долгое время не получалось, но они к бабке какой-то ездили, после этого мама забеременела Олегом, вот теперь и у меня такая же петрушка…

– Подожди, почему Олегом? – не поняла я.

– Анька же от первого брака, я ведь говорил.

Я молчала. Он мне не сказал, а я не спросила. Семейное проклятие. Откуда я могла знать? Хорошо, родителей заговорила бабка. Олега пронесло. Что же он думал, что бабка вылечила отца и ему ничего не передастся? Думал, что раз у Олега всё хорошо, то и у него тоже? А разве не надо о таких вещах говорить до свадьбы?