Мужчина выдержал паузу. Затем подошел к столу и медленно опустился в кресло, как если бы ему было не так просто это сделать. Нет, физически он был вполне здоров. Ему не хотелось начинать этот разговор. И еще меньше ему хотелось быть первым, кто приоткроет завесу этой тайны.
— Может быть, кофе? — спросил он с некоторой надеждой в голосе.
— Премного благодарны, но нет, — снова ответила Эфрат.
— Вы редко отказываетесь от кофе, госпожа, — он говорил все медленнее, — видимо, на то есть причины.
Эфрат была абсолютно искренна, когда сказала, что им с Рахмиэлем некуда спешить и времени у них в достатке, это было чистой правдой, а потому она не торопила старого знакомого, который был весьма за это признателен, хоть и старался не подавать виду.
— Господин Рахмиэль, ваш отец … что-то рассказывал вам об истории вашей семьи? — медленно начал он.
— Нет, насколько я помню, у нас никогда не было подобных разговоров, — ответил Рахмиэль, заручившись молчаливым разрешением Эфрат отвечать честно, но умеренно.
— Я вижу, тем не менее, что вы уже носите фамильные знаки, — он взглядом указал на татуировки Рахмиэля, которые было отлично видно благодаря расстегнутому вороту рубашки. — Обратили ли вы внимание на то, как часто они встречаются… практически везде?
— Нет, если честно, мне никогда не было это интересно.
— Твой отец и твоя мать носят одинаковые татуировки, и ты начал носить аналогичную, надо понимать еще в школе… — недоумевала Эфрат.
— В старших классах, — уточнил Рахмиэль.
— В старших классах тебе сделали татуировку, аналогичную татуировке твоего отца, и тебя это никак не озадачило? — Она посмотрела на него с явным недоумением.
— Нет, — ответил Рахмиэль после некоторого раздумья, — мне просто очень нравилось носить такую же татуировку, как у членов моей семьи, я был уверен, что это что-то вроде фамильного герба или традиции какой-нибудь…
— Видите ли, господин, — произнес пожилой мужчина, — это не совсем так…
***
— Этот город, как и ты, вовсе не то, чем кажется на первый взгляд. Эти улицы — не то, чем кажутся, — как-то особенно спокойно произнесла Эфрат, когда они вышли на улицу.
Вечерние сумерки уже опустились на город, и пара стояла на крыльце в облаке зыбкого тумана. Кажется, если бы не последние лучи заходящего солнца, все еще поддерживающие порядок, туман в мгновение обернулся бы своим истинным лицом, но ему приходилось выжидать.
— Однажды на одной из этих улиц, — продолжала Эфрат, — я увидела нищего, я протянула ему свое обручальное кольцо и спросила: «Ты просишь денег — возьми это кольцо. Хочешь это кольцо?». «А ты?» — ответил он. Я не ответила. А он не взял кольцо. В тот день я даже не заметила, как потеряла его, огромный сапфир, окруженный бриллиантами. Раз подарил его мне, зная мою любовь к этим камням. И может быть, пытаясь привлечь хотя бы какую-то ее часть к себе. Больше я никогда не видела этого человека. Нигде в городе. Я даже просила Раза узнать, кто он и чем я могла бы ему помочь. Но никто так и не смог его найти. Это случилось вскоре после того как мы с Разом переехали сюда из небольшой город неподалеку… ну, а чем все закончилось, ты уже знаешь. Кстати, зачем ты подслушивал под дверью, когда мы были в доме Старейшин?
— Я не подслушивал, — возразил Рахмиэль. — Я пытался найти тебя.
— Зачем?
— Во-первых, чтобы извиниться за то, что назвал тебя чудовищем, а во-вторых, чтобы мир снова стал полным, — ответил он. Они взялись за руки и медленно пошли к машине. — Когда я подумал, что все останется по-прежнему, кроме одного, я не захотел жить в такой реальности. Ты — тот мир, который меня полностью устраивает и вообще… кажется идеальным.
— Это любопытно, — улыбнулась Эфрат. — Расскажи, как так получилась, что мир, живущий под покровом постоянной тайны, на поверхности которой тут и там поступают рубиново-красные нити, удерживающие ее от распада, вдруг стал для тебя идеальным?
— Это немногим отличается от жизни в моей семье… у меня всегда было чувство, что они в тайне наблюдают за мной. Постоянно. Как будто не перестают думать, что я сделаю что-то не то или скажу что-то кому не надо. Это хуже любых запретов и ограничений, как будто твоя жизнь превращается в телешоу. Только в отличии от телешоу, тут все по-настоящему и никаких срежиссированных сюжетных поворотов.
— Я все жду, когда закончится это долгое вступление и начнется основная часть твоей истории…
— Как ты уже понимаешь, — вздохнул он, — я сам не знаю и половины собственной истории. Могу рассказать только о том, в чем принимал осознанное участие и что имеет для меня смысл. Одно я знаю точно, если бы ты была миром, меня бы полностью устраивали все твои законы и правила. Может быть здесь, близко к земле и людям, твой огонь испепеляет, но если посмотреть чуть выше, если подняться всего на пару ступеней вверх, огонь превратится в теплое облако, а ты сам как будто утратишь вес собственного тела, тебя окутает эфир и вознесет высоко, туда, откуда приходят звезды. И когда это произойдет, в мире не остается ничего, кроме этого света.
Какое-то время Эфрат молчала. Потом заговорила.