Я хочу стать Вампиром…

— Мне казалось, тебе навсегда запомнился этот опыт. — Выражение ее лица начало меняться и, если бы Рахмиэль мог видеть в такой темноте, он непременно бы это заметил.

— Да, но…

— Но что?

Рахмиэль замолчал. Пусть он не видел ее лица, но по ее голосу можно было понять, что этот разговор лучше не продолжать. Он постарался, чтобы его голос звучал как можно мягче, и начал говорить, тщательно подбирая слова.

— Я люблю тебя…

— Ты уже говорил. — И пусть он ничего больше не сказал, но она уже знала, к чему идет этот разговор.

— Ты бессмертна…

— О, нет. Нет. Не начинай. — Эфрат закрыла лицо руками и запрокинула голову. За тысячу с лишним лет она слышала это примерно тысячу раз.

— Эфрат, — он поднялся и посмотрел на нее, — ты так много для меня значишь. Не отворачивайся, пожалуйста, — он придвинулся к ней ближе, — пожалуйста, я хочу остаться с тобой.

— Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать? — Ее взгляд с легкостью раскроил темноту ночи и добрался до его глаз.

— Я хочу сказать… — начал было он.

— Что пришел в мой дом, надеясь обрести бессмертие? — Эфрат точно не собиралась ждать, пока он ответит, — Вам людям кажется, что ваша жалкая жизнь стоит того, чтобы длиться веками?!

— Эфрат… — Рахмиэль протянул к ней руку, но не успел прикоснуться. В тишине ночи раздалось глухое рычание, ударом в грудь Эфрат отбросила его в сторону. Обычно он пролетал несколько метров, а потом всегда смеялся, потому что оказывался в диванных подушках или в ворохе одежды, лежащей на полу. Но в этот раз она услышала только звук бьющегося стекла.

Эфрат спрыгнула с кровати и увидела под ногами сияющие осколки. Зеркало над ее туалетным столиком было разбито, и десятки мелких осколков укрывали пол. Ей не составило труда разглядеть тело, лежавшее на полу в обломках стола. Эфрат сделала шаг, чтобы подойти к нему, как тут все ее тело окутал кровавый ветер, запах человеческой крови, которой так много, что сознание, даже такое древнее, как ее, отказывается подчинять себе инстинкты, что еще древнее. Ветер хотел бы утаить от нее хрип и густой плотный звук вытекающей на пол крови. Каким-то непонятным усилием воли ей удалось сбросить с себя этот морок и в несколько шагов преодолеть расстояние между ними. Эфрат опустилась перед ним на колени, каким-то краем сознания понимая, что стоит в его крови, вытекающей из рваной раны на шее. Осколок зеркала величиной с ладонь упал на пол, когда очередной поток крови выплеснулся наружу, вторя ударам еще бьющегося сердца.

— Нет… нет. — Она зажала руками кровоточащую рану, кровь пробивалась из-под ее пальцев, а тело Рахмиэля дергалось в конвульсиях, пока он сам захлебывался собственной кровью. — Нет-нет-нет, ты не можешь. — Эфрат продолжала зажимать руками рану на шее, хотя отлично понимала, что это не имеет смысла.

Решать надо было сейчас. Она смотрела в его глаза, удивительно ясные, как если бы он все еще был в сознании, и отпустила руки. Кровь заливала пол, касаясь ее ног и согревая холодную кожу. Все это казалось таким нереальным, как страшный сон, как будто, если закрыть глаза, то все вернется обратно, они снова будут сидеть на кровати и спорить о том, чего никогда не случится. Теперь точно не случится.

Эфрат продолжала смотреть в его глаза, ожидая увидеть, как в них постепенно угаснет жизнь. Ее ладони касались пола, она ощущала тепло свежей крови, которая не вызывала сейчас никакого трепета, пустота — вот что заполняло ее сознание. Эфрат сидела неподвижно, глядя в пустоту прямо перед собой, слушая, как сквозь хрип Рахмиэль пытается хватать ртом воздух, как выплескивается кровь из его рта и как затихают его движения. И тут она почувствовала что-то еще. Эфрат медленно перевела взгляд на пол, и увидела, что его пальцы касаются ее ладони. Совсем как тогда, когда они сидели на террасе ресторана возле его университета.

В мгновение в пустоте перед ее глазами возникли проведенные вместе ночи, полные таких же прикосновений, сон в самолете, берлинские клубы, и даже тот момент, которого они все вместе ждали в полях Баварии, когда она погрузила свои пальцы в мягкую овечью шерсть, плюшевую, как он тогда сказал.

— Проклятье! — прорычала сквозь сжатые зубы Эфрат и ударила кулаком в пол, от чего кровавые брызги разлетелись во все стороны. Она опустила голову и поднесла покрытую кровью руку к губам, чтобы прокусить запястье, кожа которого тут же покрылась густым багрянцем. — Пей! Давай! — Эфрат прижала прокушенное запястье к его губам, и пусть они уже не двигались, она ждала, пока в его тело вольется столько ее крови, сколько возможно. И снова начала зажимать рану на его шее. Внезапно послышалась тихая музыка. Эфрат обернулась на звук. В нескольких шагах от нее на полу лежала раскрытая музыкальная шкатулка, из ее на пол устремилась тонкая нить жемчуга. Эфрат на мгновение замешкалась, но быстро пришла в себя и снова повернулась к Рахмиэлю.

— Пей. — Кровь на пальцах, зажимавших рану, уже начала запекаться, а значит, кровотечение постепенно останавливалось. — Все закончится, скоро ты снова будешь со мной. Со мной. Вот так.