Общение с «А.В.» было, как всегда, когда она хотела, становилось лёгким и весёлым. Я потерпела минут сорок и поднялась. Они мне все надоели с их фокусами Давида Коперфильда и тайнами инков. Мне пора вернуться к своим делам. В конце концов, каждый волен жить как ему угодно. Почему я раньше это не поняла, не знаю. Я пришла домой и начала обзванивать всех подруг, чтобы сообщить о своей непроходимой глупости. Яна тут же предложила встретиться и поговорить о наших насущных делах. Я с удовольствием согласилась, так как Артём был на записи программы на ТВ.
Мы долго сидели в кафе, которое недавно открылось на Цветном бульваре. Официанты уже деликатно покашливали и унесли со стола практически все, что можно было, кроме скатерти и бокалов, которые мы крепко сжимали в руках.
— Всё девочки, — Янка первая поднялась из-за стола. — Дел по горло. Моя дочь опять в депрессии. Нужно спасать всю остальную семью от её надрыва, — глаза у Яны были грустные, но во всей фигуре чувствовалась решительность и стремление быстрее, засучив рукава разрулить ситуацию.
Вслед за ней поднялась и Мара. Её дома, к сожалению никто не ждал. Дочь жила отдельно и при всей любви Мары к Верочке жить вместе, да и долго общаться они не могли. Сын жил с Марой, так как был еще мал для самостоятельной жизни. Андрей считался трудным подростком и Мара, как могла, пыталась переломить его агрессивность. При всей миролюбивости и не конфликтности характера Мара была непреклонна и принципиальна во многих серьезных вопросах.
— Удивительно, но за весь сегодняшний вечер мы, ни разу не вспомнили о семье Дашковых. Чудо, как хорошо, — потягиваясь и обнажая плоский животик, заявила Марьяшка. — Я лично счастлива. Жить в тени чужой жизни, которую мы сами себе выдумали… глупо и смешно. Кира, ты что молчишь? Ты не согласна?
— Абсолютно. Только я не жила в тени их бытия. Я их препарировала.
Подруги с изумлением и ужасом смотрели на меня.
— Все люди персонажи, более интересные, менее занятные — вот я их разгадываю.
— Это у Артёма научилась, — съязвила обиженная Марьяшка. Для него, все — куклы, а он Карабас Барабас.
— Ничего подобного. Есть круг людей, я подчеркиваю слово «лю-дей», которых хочется просто любить, слушать и общаться. Как вы мои дорогие товарки. Всё. Заканчиваем дискуссию. Я умираю — хочу спать и думаю, что уже пришёл Артём и в ворчливом недоумении шарит по холодильнику.
Это был один из последних счастливых дней моей предыдущей жизни.
Мы долго не виделись с подругами, потому что каждая окунулась в свой творческий процесс.
Наш театр, выпускал грандиозную премьеру со страшным скрипом — не хватало денег — опаздывали с декорациями. Артём, боролся, как мог и опять победил. Премьера прошла бы очень удачно. И, если вы сейчас спросите кого-нибудь из публики, то ответ будет однозначным — потрясающе. Но, мало, кто знал, что на утреннем прогоне одна актриса сломала ногу — страшно. Муж даже собирался отменять спектакль, о чём сказал, уезжая с несчастной женщиной в больницу. Творческий состав рыдал, технический просто ходил понурый и бессмысленно подвинчивал какие-то гайки в декорации.
Все смотрели на меня. Я впервые ослушалась Артёма — приняла решение — прорепетировать ещё раз, изменив те сцены, где была занята, попавшая в больницу актриса. Мы продолжили готовиться к спектаклю.
Артём вернулся из больницы с посеревшим лицом, объясняя мне на ходу, что перелом очень плохой, и несчастная будет долго лежать.
— Что это за музыка? — Спросил он вдруг, услышав звуки окружающего мира.
— Мы решили играть премьеру. Зритель не виноват ни в чём. Да и те, восемьдесят человек, что стоят сейчас на сцене, сидят в оркестровой яме и ждут за кулисами, готовились к этому празднику. Не порть им его. В театре вместе всё переносится легче.
Мы успели получить свою долю успеха и выплеснуть весь адреналин, который у нас был.
В перерыве между репетициями я позвонила Сане и пригласила всю их семью на спектакль.
То ли она успела передать только маме с папой, то ли «А.В.» дала такое распоряжение, но пришли только Петр Анатольевич и Вера Николаевна.
Мне было дико смешно. Ни тот, ни другая, в театр не ходили в принципе никогда. Возможно, в глубоком детстве. «А.В.» видимо хотела показать, что тот «шедевр», который будет показан — всего лишь для непросвещённой публики, а не для элиты.
Артёму я говорить не стала. Да ему было глубоко безразлично в тот момент всё, что не касалось происходящего на сцене. Я сначала разозлилась, но вспомнив, что я вычеркнула капризы «А.В.» и ее монструозный характер из своего круга внимания, радушно усадила смущенных Дашковых на лучшие места.