Я люблю тебя, прощай

Тогда кто-то из его приятелей рассказал про ресторан, а официантка там — полька, и она не понимает, чего он просит. Приносит ему не ту еду, не то питье. Дает не ту сдачу. А его собственная жена не может устроиться в этот ресторан на работу. И они все принялись по-дурацки качать головами и возмущаться дурацкими голосами: «Да. Неправильно. Совсем, мать их, неправильно».

И я ушел домой, потому что все понял. Понял, про что они говорят. Я уже был почти на стоянке для фургонов, как вдруг слышу шаги, и этот мужик обгоняет меня и говорит на ходу:

— Гребаный поляк. Вали, паскуда, домой.

И все. Но сердце у меня колотится так быстро, и я слышу свой голос:

— Нет! Сам вали! Ты дурацкий… дурацкий паскуда!

Мужик оборачивается, а я думаю: oh kurwa! Что я ору?

Он полез за чем-то в карман, и я чуть не надул в штаны. Я слабый человек, у меня почти никаких мускулов нет, поглядите! Но я распрямился во весь рост и как заору: «Kurwa mac!»

Так у нас говорят «да пошел ты», очень грубо. А я это сказал как сердитая собака, горлом. Не думал, что могу так. Но оно сработало. Мужик плюнул в мою сторону и ушел, очень быстро.

Давай, паскуда, беги. Я лев!

Как темно вокруг, но я уже дома. Нет, не дома. Это не дом.

Хочу отрезать хлеба, а он заплесневел. Ставлю на огонь чайник, а чайные пакетики кончились. И дождь, пока меня не было, нашел дырку в крыше, и теперь у меня сырая кровать. Даже дождь сегодня воняет. Как старики, которые у нас дома целыми днями сидят в парке. Я вытаскиваю все из карманов и не могу найти кошелька.

Вот что бывает, когда вместо снега идет дождь, а ты любишь Белоснежку, но у нее есть муж.

На следующий день у меня выходной и кошелек отыскивается в другом кармане. Иду в лавку — купить что-то на завтрак. Бекон и яйца, упаковку французских рогаликов. И чувствую — она здесь, в лавке. Вот она, в очереди. Первый раз, после того как обнял ее. Она такая seksowny, что я про все забываю — про яйца, про бекон. Стою за ней с одними рогаликами в руках.

Но у нее такой неприветливый вид. И больной.

— Аня, вы здоровы?

— Здравствуйте, Мацек.

Мое имя у нее на устах! Просто называет меня по имени, а как будто признается мне в любви. Глупо. Знаю, что вы думаете. Давайте, давайте, смейтесь надо мной! Бедный, трогательный Мацек — как мало ему надо для счастья.

— Да, я здорова. А что, выгляжу больной? Время года такое. Хотя, пожалуй, вы правы. Мне немножко нездоровится. — Она отворачивается и тихонько, словно только самой себе, говорит: — Должно быть, я больна.

Я много раз думал о том, как мы обнялись. Много раз. Сказать, как это было? Я обнимаю ее, а она поначалу не шелохнется. Потом кладет руки вот сюда, мне на пояс, а голову склоняет сюда, ко мне на грудь. И чуть-чуть вздыхает, печально так. А потом — к этому я чаще всего возвращаюсь — она притягивает меня к себе. Я чуть в обморок не рухнул, сердце так и зашлось. Стою и думаю: теперь что? Поцелуй? Но прежде, чем я ее поцеловал, она отпустила руки и убежала. Без пиццы.

Теперь мы с ней в лавке. В очереди перед ней всего один человек, и он уже почти закончил. Времени совсем мало.

— Аня, где больно? В животе? В голове? Это грипп?

Она ничего не говорит, хотя смотрит прямо на меня. Смотрит и бледнеет.

— В животе, — говорит она. — Мне что-то дурно.

Теперь ее очередь, и Аня протягивает продавщице какой-то видеодиск, буханку хлеба и газету. Продавщица щелкает кассой, Аня рассчитывается. Думай, Мацек, живей думай, что сказать, чтобы задержать ее! Но она вдруг говорит:

— Рада была с вами повидаться, Мацек.

И дверь за ней закрывается.

Плачу за свои рогалики, даже не смотрю на сдачу. Выхожу из лавки и думаю — все, конец. Но чудо! Она сидит на скамейке. Наклонилась вперед, голову руками обхватила.

— Аня, пожалуйста! Что случилось? Я отведу вас домой, и сумку вашу донесу. Мне не трудно.

— Это очень любезно с вашей стороны, Мацек. Но думаю, мне просто нужно немножко посидеть.

— Вы далеко живете?

— Нет, чуть выше по улице. На Содейл-роуд.

— А. — Мне это, конечно, уже известно.

— Не знаю, что со мной такое. Слабость какая-то. И усталость.

— Наверное, вы слишком много работаете. Какая у вас работа?

— Я семейный консультант. Бывает, устаешь очень, но работа интересная.

— Вы рассказываете женатым людям, как обезопасить их брак, да?

— Нет, чаще выслушиваю, почему они несчастливы.

— А брак, его стоит безопасить?

Она на миг задумывается. Я буквально вижу, как она думает. Это человек, который осмотрительно выбирает слова.

— Хороший брак — стоит. Хороший брак может спасти жизнь.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не обнять эту ледяную женщину.

— Вы о любви много знаете, наверное, — говорю я.

— Гм… я много думаю о ней.

— Я тоже. Я философ ведь.

Она слегка усмехается, будто я пошутил.

— Я хочу сказать — философ по образованию. В Кракове я преподавал в колледже.

— Вот как. Я догадывалась, что вы не обычный торговец пиццей.

— А каковой он, обычный торговец? Все думают и чувствуют по-своему.

— Да, конечно. Это я глупость сказала. Как сноб.

— Вовсе нет. Мы все так думаем. А иначе — времени не хватает.

— Да, не хватает.

— Наверное, мы оба философы.