Я любовь напишу, чтобы ты ее стер

— Чистокровные волеронки обладают отменным здоровьем, регир Фолкет, они высоки ростом, статны и красивы. Все, без исключения, кроме вашей сестры, разумеется.

— Я понимаю на что вы намекаете, но моя сестра родилась в нашем доме, который сгорел во время мятежа, устроенного вами! — почти кричал Фолкет. — А то, что она моя сестра, так это видно, мы с ней очень похожи… были на моего отца.

— Отнюдь, — возразил Амьер, — вы с ней не похожи. Общего у вас только то, что оба бледны, белокуры, голубоглазы. А черты лица у вас абсолютно разные… были.

— И что? Я больше похож на мать, она на отца. Ваши дети тоже не все похожи на вас.

— К чему вы клоните, регир Клартэ? — спросил один из судей.

— К тому, что, Легар Фолкет и Едвига Фолкет родственники, возможно, даже брат и сестра… единокровные, но не родные, а матерью Едвиги была человеческая женщина, или полукровка.

— Вы бредите! — выкрикнул Фолкет.

— Фолкет утверждает, что чистокровную волеронку убила полукровка, или, как он настаивает, эт-дэми, — продолжил обращаться к судьям Амьер. — Но у меня большие сомнения, что это так и есть. Едвига тоже не была чистокровной волеронкой, она, как и моя дочь, полукровкой…была. А если вспомнить наши старые законы, то, что было бы эт-дэми, если бы она убила другую эт-дэми? Наказание ей бы выносил ее хозяин, а не суд. Так ведь?

— Регир Клартэ, вы хотите сказать, что раз ваша дочь, эт-дэми, убила другую эт-дэми, то судьбу Ясмины должен решать не суд волеронов, а вы, как ее хозяин? — уточнил судья.

— По старым законам я был бы ее хозяином, — согласился Амьер, — но этот закон уже не действителен. Рабство запрещено. Так что я отец Ясмины, а не хозяин.

— Но вы же первый ратовали за отмену этого закона. Ну так будьте последовательны, вас же так оскорбляет, когда вашу дочь называют эт-дэми, и вы настаиваете, что она равноправна с чистокровными волеронками и к ней применимы наши законы. Так что, мы, как суд волеронов, будем выносить ей приговор, а не вы, как ее хозяин. И вы с дочерью будете обязаны подчиниться тому, что мы решим.

— Что ж, я попытался… для спасения своего ребенка все средства хороши. Но все же я настаиваю: Едвига тоже не была чистокровной волеронкой, а значит, они с моей дочерью равны по происхождению, что наводит…

— Регир Клартэ, у вас есть доказательства, что Едвига Фолкет была… полукровкой? — перебил Амьера судья.

— К сожалению, прямых доказательств нет.

— То есть, это только ваши домыслы?

— Не совсем, — покачал головой Амьер. — Дело в том, что во время пожара двенадцатилетний Легар Фолкет находился в горах, а Едвига вместе с родителями в столичном доме в княжестве. И она должна была погибнуть вместе с ними, дом сгорел почти дотла, никто из его обитателей не выжил. Вся семья, кроме Легара, была признана погибшей в пожаре, Но вдруг спустя год, маленькая Едвига появляется в горном замке Дома Северного ветра. Откуда она взялась?

— И откуда же? — полюбопытствовал судья.

— А об этом надо спросить Фолкета. А я предполагаю, он ее подобрал в своем горном человеческом селении, думаю, там были — хоть мне и ненавистно это слово, но я его опять употреблю — эт-дэми его отца, или деда. Поэтому Едвига и была в масть самого Легара Фолкета, но не обладала здоровьем чистокровной волеронки. Так ведь, Фолкет?

— Нет, не так, — возразил Фолкет, он стоял, вцепившись в перегородку, бледный до синевы. — Едвига выжила во время пожара, ее спасла няня. Но моя сестра наглоталась дыма, у нее были проблемы с дыханием и пострадало сердце. Она долго болела, я боялся — она не выживет, поэтому никому ее не показывал и не рассказывал про нее.

— Вы лжете, Фолкет, — спокойно заметил Амьер, — у вашей сестры был врожденный порок сердца, а еще больные почки. И да, у нее были проблемы с дыханием, но это тоже врожденное, а не приобретенное. Вы же сами дали разрешение на вскрытие. Едвига была очень больна. Или вы, тщательно скрывая это, думали, никто не узнает об этом? Рано или поздно это бы все равно выплыло.

— Едвига не была так больна, как вы пытаетесь доказать. И она при поддерживающем лечении прожила бы еще не один десяток лет, если бы… не ваша дочь, регир Клартэ, — с неподдельной болью в голосе произнес Фолкет. — Едвига моя сестра… была, она единственная оставшаяся в живых из моей семьи… была, я любил ее. А здесь мы собрались, чтобы судить вашу дочь, а не Едвигу. Была ли она полукровкой, или нет… уже не важно… ее не вернешь… она мертва. А ваша дочь жива и здорова, и должна понести наказание за совершенное преступление.

Договорив, Фолкет сел на свое место и опустил голову.

— Регир Клартэ, — прервал тишину, установившуюся в зале после слов Фолкета, один из судей, — вам есть еще что сказать?

Амьер немного подумал, а затем сказал, повернувшись к Фолкету:

— Я сочувствую вашему горю, регир Дома Северного ветра, мне бесконечно жаль, что моя дочь… в какой-то мере причастна к гибели вашей сестры. Но ее уже не вернуть, а Ясмина… так ли уж она виновата, чтобы требовать для нее смертной казни? Разве это вернет вашу сестру? Милосердие не слабость, Фолкет, так же как и прощение, поверьте мне.