Я, Люцифер

Мне доставляет большое удовольствие сообщить, что после этого я угомонился. Но в те первые часы я был для себя опаснейшим врагом. Ванная комната Ганна, как я впоследствии обнаружил, достаточно унылое местечко (почему же он отправился именно сюда, чтобы свести счеты с жизнью, в то время как у него в распоряжении находилась целая квартира, не говоря уже о городе, — для меня это тайна за семью печатями. На самом деле это неправда, и я знаю по­чему: это единственная привычка, ознаменовывающая детство, пускающая глубокие корни в подрост­ковом возрасте, заставляющая беспрекословно под­чиняться ей в зрелости), но вы должны были бы по­пытаться сказать мне об этом заранее, когда только-только раскрылись пять почек восприятия, и пред ними предстал покрытый плесенью потолок и запах грязных носков, металлический вкус водосточных труб, грязная ванная и ржавая вода, — безутешный монолог капающей со звоном воды. Пять органов чувств, может быть, не позволят вам зайти слишком далеко в восприятии Предельной Реальности, Вельзевулова прыщавая задница поможет всему этому квинтету найти занятие для тела и на Земле.

Необузданная орда запахов: мыло, побелка, гни­ющая древесина, известняковый налет, пот, сперма, вагинальные выделения, зубная паста, аммиак, засто­явшаяся моча, блевотина, линолеум, ржавчина, хлор­ка — массовое движение запахов, бесчинствующая кавалькада вони, смрада и ароматов в вакхическом сговоре друг с другом... всем вам дааабро... дааабро пожаловать, хоть вы и накинулись всей сворой на мои девственные ноздри. Я безрассудно вдыхал все подряд, совершая длительные и глубокие затяжки; В ход пошел делающий волосы гладкими или пушис­тыми «Пантин», с дерьмовым запахом, лишь отдален­но напоминающим аромат, и засушенные франджипани, и сандаловое дерево, остатки благовоний Пе­нелопы, бывшей подружки, которые сжигались у края ванны, чтобы и без того болезненные воспоминания о ней стали еще острее. В ход пошел запах абрикосов и соли для ванн, аромат сушеных груш и крема, ис­пользуемого Виолеттой, моей нынешней подружкой, для своей здоровой и ухоженной вагины, все это в сопровождении ярь-медянки U-образной трубы и умягчающей пены «Мейти» для ванны, которую по­такающий своим желаниям Деклан настойчиво счи­тал святой реликвией детства до тех пор, пока мой спокойный голос и фатальная цепочка принятых им решений не привели его к последнему погруже­нию...

А это были всего-навсего запахи. Раскрыв свои недавно приобретенные глаза, я обнаружил, что меня буквально атакует бездонная лавина цвета. Кажется, я даже вздрогнул, попробовал отступить — небольшая паническая атака, пока не сфокусировался и не понял, что окружающий мир вовсе не прилип к наружной части моих глазных яблок. Белые вспышки от сереб­ряных кранов, ослепляющее небо, отраженное в зеркале (висящем напротив окна, как вы понимаете), ртутный мениск мутной воды — яркие языки пламени и сверкающие змеи повсюду вокруг меня. И меньший по чину ангел не смог бы... Да, в такие моменты прос­то необходимо... самообладание. Рассудительность. Такое ощущение, будто присваиваешь себе не только чужое имя. Комбинезон, который носишь по праву. Мое, мое, мое, все мое. Властелин этого мира, как сказано обо мне в Доброй Книжке, и только впервые мне открылось, что до этого времени я не заслуживал подобного звания. В комнате три на два с половиной я насчитал семьдесят три оттенка серого.

Этот нытик Ларкин³⁷ как-то раз написал стихотво­рение, посвященное своей коже. Оправдание тому, что он испытывал ее в различных чувственных или чувствительных состояниях и в конечном счете сбро­сил ее. Вы, проказники, ничто так не недооценивае­те, как свою кожу. Примите это на веру, но вам стоит быть повнимательней и со вкусом: пробы и ошиб­ки — не тот путь, по которому вам следовало бы идти среди вкусовых ощущений ванной комнаты (как и мне после того, как я проглотил нечто густое, впоследствии оказавшееся противогрибковым гелем Ганна), но за исключением опасно горячего и риско­ванно холодного вам приходится испытывать на себе трение с совершенно различными предметами. Я провел целый час, плескаясь в воде. В течение следующих двух я добавлял горячую воду и наблюдал за тем, как краснело мое тело. Не позволяйте мне касаться в своем повествовании ни полотенец Ганна, ни его восхитительно прохладной грудной клетки или горла, ни обшивки водонагревателя, ни барха­тистого халата в шкафу, ни скользкого линолеума, ни теплой эмали ванны после того, как вода спущена, ни... вероятней всего, я мог бы продолжать до беско­нечности.

И несмотря на все это, я бы, как мне кажется, провел этот день вне дома, если бы не оказался захва­чен врасплох страшно продолжительной эрекцией, о которой, держу пари, маленький отвратительный член Ганна и мечтать не мог. Неловко признаваться, 11 о — вот тебе на — стояк, как у Порочного Развратни­ка Антиохского.