Я, Люцифер

В течение некоторого времени они не виделись. Конечно, это меня не касается, но Адам не мог выкинуть ее из головы. То было не желание (мочеиспуска­ние в сторонке, от Эдемского Джонсона⁴⁷ пользы на этот раз было не больше, чем от лопнувшего надув­ного шара), то было беспокойство. До сих пор ему не встречались животные, которые: (а) предлагали ему ягоды бузины (или нечто подобное) и (б) выглядели такими... такими похожими на него. Даже с орангу­танами, которые ему особенно нравились, он не был так схож. Воспоминание о ней терзало его все после­дующие недели и месяцы — темные глаза и длинные ресницы, набитый рот, испачканный ягодами, что-то уму непостижимое между ног; но больше всего запом­нилось поразительное бесстрашие: как она хладнокровно предложила ему ягод, будто он — он, Адам, — зверь, которого можно либо умилостивить, либо одурачить. (Да, девушки, знаю: хорошее определение мужчины.) Он пошел в лес и воззвал к Богу, но Бог предпочел загадочно промолчать. (Адам заметил, что Он поступает так время от времени. Но вопросов не задавал.) Его волнение возрастало. Его преследовала мысль о том, что она уже назвала всех животных, и его вымученные клички были просто лишними. Его также мучило раздумье о том, что всегда, когда Бог молчал, Он на самом деле был с... ней, и его представ­ление о своем верховном положении, верховном положении Адама, было ничем иным как... но, несом­ненно, этого быть не может! Конечно же, он, Адам, был первым Божьим...

Он видел ее еще два раза. Однажды издалека; он стоял на вершине горы, у подножия которой прости­ралась долина, и смотрел на реку, от которой его от­деляли сотни метров. Там, обнаружив, что древесина не тонет, на трех или четырех связанных между собой молодых деревцах, вырванных с корнем, сидела Ева, и ее относило медленным течением. А однажды вол­нующе близко, проснувшись поздно утром, перед тем как появиться из пещеры с занавесом от дождя, он увидел ее вышедшую из воды, лежащую с закрытыми глазами на большом плоском камне, солнечные лучи будто крошечные духи играли на лобке и ресницах. Он хотел было бросить в нее осколком скалы, но от­казался от своего намерения и, крадучись, удалился.

Его беспокойство — какого черта? — все усилива­лось. Адам отказался от еды (теперь ягоды бузины были испорчены для него навеки), и у него появилась сыпь на лодыжке. Для меня это было временем кру­шения надежд. Я просто не мог поверить, что он не слышит моего совета: нужно просто подкрасться к ней, пока она спит, и размозжить ей голову. Каким удачным ходом было бы это: убийство в раю, — но все тщетно. Ужасно бесполезная трата паранойи, страха Адама. Да, весь последующий геноцид начинался с малого. Конечно, я пробовал подступиться с этим и к Еве, но об этом даже говорить не стоит. Результат тот же. Адам потерял в весе и начал грызть ногти. В конце концов, Бог протянул ему руку помощи. (По­чему же «в конце концов»? Чего Он ждал?) Однажды Он усыпил Адама. Пока он спал, Бог сделал следую­щее. Во-первых, Он привел Еву, находящуюся в со­стоянии транса, к тому месту, где лежал Адам, поло­жил ее рядом с мужчиной и ввел в глубокий сон. Во-вторых, Он вычеркнул из их памяти воспоминания друг о друге. В-третьих, Он ниспослал на Адама сон (первый сон, именно тот, о котором Адам будет поз­же вспоминать как о реальном событии), в котором он просил у Господа помощника, и Бог выполнил его просьбу, создав из ребра Адама Еву.

А знаете, чем я был занят? Всю ночь я неподвиж­но висел в воздухе над Евой и шептал ей: «Вздор. Не верь этому. Это сказка. Тебе просто мозги промывают. Это все вранье, вранье, вранье». Я сконцентрировал всю свою энергию, каждую каплю ангельской силы воздействия на ту прекрасную крупицу, крошечную частичку в ней, которую я чувствовал прежде; я на­правил на нее все свои силы.

Утром, когда свершилось первое в мире супруже­ское возлежание, мне казалось, что накануне я мог бы с таким же успехом обращаться к озерной рыбине. Голова Евы покоилась на груди Адама, а его руки об­нимали ее. Они смотрели друг другу в глаза и улыба­лись.

— Муж, — сказала она ему.

— Жена, — сказал он ей.

— Дети мои, — сказал им обоим Бог.

— Ну, хватит, — воскликнул я (на самом деле про­шипел, потому что тем утром предпочел обличье питона), прежде чем уползти в укромное место и разразиться своими змеиными проклятьями.

Вот так все и было.

Должным образом возникал и язык. Совершен­ный язык, а не коровье мычание Адама или какая-то лающая чушь. Глаголы, предлоги, прилагательные. Грамматика. Абстракции. Время от времени к ним заглядывал Бог с каким-нибудь животным, которое Адам прежде не заметил. Обычно это было что-то крошечное, порхающее, разноцветное.

— Бабочка, — сказала Ева, в то время как Адам был очаровательным образом поставлен в тупик.

— Да, — подтвердил Адам, — бабочка, я как раз собирался это сказать.