Я, Люцифер

— Он хочет, чтобы ты вернулся домой.

♦

Однажды, когда еще не прошло много...

времени, которое, как вам будет приятно узнать, — всегда ведь нужна какая-то точка отсчета, — было сотворено в процессе мироздания.

Вопрос «Что было до сотворения мира?» не име­ет никакого смысла. Время — это неотъемлемая часть мироздания, поэтому до сотворения мира его не было. Был Старина, пребывающий в состоянии веч­ной моментальности до тех пор, пока Его всемогущий сфинктер не попытался разобраться, кто же Он такой есть. Самой большой Его проблемой было отличить Себя самого от Пустоты. Если ты — Все, то одновре­менно ты и Ничто. Он создал нас, и со свистом и взрывом (на самом деле — достаточно небольшим) родилось старое доброе Время.

Время — это время, скажете вы (но если честно, вы бы предпочли сказать: «Время — это деньги», не так ли?), но что вы вообще знаете? Время в древности было другим. Размеренней. Медленней. Богаче по своей структуре. (Вспомните рот Энн Бэнкрофт¹³.) Древнее Время измерялось движением духовных сущностей, это была более совершенная система по сравнению с Новым Временем, которое измеряется движением тел, и возникло оно тогда, когда появи­лись вы, без умолку щебечущие уродцы, и расчленили все на века и наносекунды, заставляя всех постоянно чувствовать себя усталыми и изнуренными. Потому-то существуют Древнее Время и Новое Время, наше и ваше. Вокруг Него были мы: серафимы, херувимы, престолы, господства, силы, власти, начала, архангелы, ангелы — на протяжении громадного количе­ства времени до тех пор, пока Он не запачкал руки материальным миром. В Древнее Время все было блаженным и бесплотным. То были дни благодати и праведности. Однако коленная чашечка существует только для того, чтобы ее выбивали молотком, а праведность — для того, чтобы грешить.

А что было потом? Вот то, что вы наверняка хо­тели бы узнать. (Боже правый, вам ведь всегда хоте­лось знать ответ на этот вопрос. Как и на вопросы «Что делать?» и «Что будет, если...». Но, к моей ра­дости, вряд ли когда-либо за ними следовало: «А ког­да же все это закончится?») Изначально мы имеем Антивремя и субстанцию Бог — Пустота. Далее — раз­деление субстанции Бог — Пустота на Бога и Пусто­ту, и в результате спонтанного творения — появление ангелов, цель существования которых была им от­крыта уже непосредственно в процессе самого их обнадеживающего появления (человек — вот кто действительно обнадеживал), то есть служение Богу, а не Пустоте, и служение, мягко выражаясь, верой и правдой. В человеческих языках нет подходящего слова, чтобы описать степень концентрации низ­копоклонства, с которым нам приходилось прислу­живать, ad nauseam¹⁴, ad infinitum¹⁵. Да, с самого пер­вого дня положение Старика было ненадежно. Осво­бодившись от божественного дерьма в божественной башке, Он наполнил ее тремястами одним, шестью­стами пятьюдесятью пятью, семьюстами двадцатью двумя подхалимами из запредельного космоса, гото­выми помочь Ему (ведь он сама жизнерадостная добродетель) заглушить красоту небесной гармонии. (Вот нас сколько, между прочим, было. Мы не старе­ем, не болеем, не умираем и не имеем детей. Да, у нас нет маленьких ангелочков. Существуют нефилимы — эти уродцы, но о них позже.) Он создал нас и предположил — хотя, разумеется, знал, что предпо­ложение ложно, — что единственно возможной реак­цией на Его совершенство будет подчинение и хвала, в том числе и со стороны нас, ультралюминесцентных сверхсуществ. Разумеется, он знал, что ангельское славословие в антиматериальном мире не имеет ни­какого значения, если оно происходит само по себе. Если бы все, чего Он добивался, обеспечивалось внутренней природой вещей, с таким же успехом Он мог бы установить музыкальный автомат. (Между прочим, именно я изобрел музыкальные автоматы. Так люди смогли одновременно напиваться и тереть­ся друг о друга разными местами, при этом наполняясь рок-н-роллом.) Поэтому Он создал нас — и Бог ему в помощь — свободными.

Это и стало причиной всех бед.

Воздадим же Старине должное. Он был почти прав. (На самом же деле Он был совершенно прав, осознавая ошибочность того, что скорее всего все получится совсем даже неплохо — излагать этот сю­жет однозначно невозможно.) Да, Он был почти прав. Оказалось, что однажды нам довелось это ис­пытать — Бог был невероятно милым. Постоянно нежиться в божественной любви — это ведь просто кайф. И при этом быть еще и неблагодарным совсем нелегко. Конечно, мы не могли не испытывать ничего, кроме чувства все озаряющей благодарности, и пото­му горла перед Ним не жалели. Ясно было одно — Он обнаружил то, что всегда знал: он любил аудиторию. Сотворение ангелов и первый виток Древнего Времени открыли Ему глаза на то, кем и чем Он был: Богом, Создателем, альфой и омегой. Он был всем, за исклю­чением того, что создавал сам. Можете представить себе испытанное Им чувство облегчения: Я — Бог. Обалдеть. Круто. Дошло, блин!