Я, Люцифер

— Харриет уже вычеркивает из списка малых ин­весторов. Росчерк Принца Факита за устрицами в ресторане «Нон» обрисовал сумму в четыре с поло­виной миллиона. Ты не поверишь, как легко выкола­чивать у людей деньги на фильм. Но только тогда, когда требуется достаточно внушительная сумма, поэтому-то у этих, блин, индийцев и итальяшек киш­ка тонка.

— Ты ведь говорил с ней обо мне, правда, Деклан? — спросила Виолетта, видимо предположив, что я вдруг заговорю с ней на каком-нибудь африканском язы­ке. — Я имею в виду, ты ведь спрашивал, да?

— Я тебе уже сказал: Ева.

Виолетта, скрестив ноги и свесив стилет с пальцев ног, застыла. Весьма своевременно.

— Не пудри мне мозги, Деклан, — сказала она.

Я кладу руку ей на колено.

— Я лично не могу тебе ничего предложить. Я не занимаюсь подбором актеров. На это у нас есть Хейгар Хеффлфингер, ты ведь знаешь. Она несговорчива. Очень хороша. Строга в хорошем смысле. Хорошая в строгом. В общем, такая, какой и должен быть ассис­тент режиссера по подбору актеров. Как я уже сказал, это не в моей компетенции, но это мой сценарий. Послушай, а как ты смотришь на роль Саломеи?

— Кого?

— Царя Ирода. Принцессы. Тоже рыжеволосая, знаешь, я об этом думал.

— Не сомневаюсь, что ты лжешь.

— О чем же?

— О роли Евы. Знаешь, я еще не законченная иди­отка.

Виолетта быстро все усваивает. Новость о том, что с моим Беном все в порядке, она встретила ши­рокой улыбкой и стремительно направилась к опус­тошенному будуару, где взяла у меня в рот с таким азартом и такой пеной, что мои брови как поднялись в самом начале, так и не опустились в самом конце. (Лучше было бы вообще не смотреть в зеркало: че­ресчур большой живот и волосатые ноги, двойной подбородок, соски, плоские уши, тело, убивающее все сладострастие момента, — но лишь до тех пор, пока я не начал замечать порнографический потенциал в наших эстетических несоответствиях...) Но она ко­варна. Она уже начала ограничивать число актов. Это должно было продемонстрировать, что ее валюта все еще в ходу. Еще даже до того, как речь зашла о реаль­ной встрече с продюсером и режиссером, она держа­ла под контролем свой оргазм.

— Виолетта, — сказал я. — Виолетта. Если бы это зависело от меня... Но послушай. Послушай же. Я не ассистент режиссера, но одним из условий контрак­та является то, что я должен помогать им советами. Харриет набросала на этой неделе договоры. Но какая разница, кто будет ассистентом режиссера по подбору актеров, эта гнусная Хейгар Хеффлфингер или нет, ведь режиссер-то фильма Трент Бинток, а Трент Бинток считает меня творческим гением. Если я скажу ему, что на роль Евы должна пробоваться ты, если я скажу ему, что на роль Евы должна пробоваться ты... Ты слушаешь, что я тебе говорю?

Еще чуть-чуть и появятся слезы. Нежно блестящие глаза были уже полны. Она закрыла их на секунду — три, четыре, пять, — медленно подрагивая ноздрями.

— Знаешь ли ты, кого Харриет планирует пригла­сить на роль Люцифера? Знаешь ли ты, с кем она разговаривала вчера вечером по телефону?

Виолетта открыла глаза. Вокруг все было знакомо. Возможно, когда-то отец пугал ее этим именем — для ее же блага, — и теперь, испуганная, она смотрела на меня так, будто ждала, что я спасу ее от этого страха.

— Джонни Депп, — сказал я спокойно, отпил не­много от своего напитка и посмотрел в окно.

Она опустила голову, наступил момент созерца­тельной тишины. Когда она снова подняла глаза, у нее на лице была сдержанная, почти горькая улыбка.

— Мы это заслужили, Деклан, — сказала она. — Ты понимаешь, о чем я? Мы, блин, это заслужили.

♦

Обо мне существует широко известное ошибочное представление. Клевета, распространенная церко­вью, а именно: если заключить со мной договор, я обязательно обману. Конечно же, это вздор. Я ни­когда не обманываю. Никогда не доводилось. Не верите, спросите Роберта Джонсона или Джимми Пейджа⁸⁵. Просто люди настолько слепы и глухи к двусмысленности своего языка, что состряпанное ими тяп-ляп я обязательно исполняю, но только в форме, которую они даже не могли предположить. «Я хочу быть так же богат, как мой отец». Логично. Нельхаил совершает обвал на рынках, папаша — бан­крот, ну, спасибо задушу, браток. Конечно, это дурац­кий пример. Но представьте себе, с каким удивлени­ем потом вы покидаете свое тело. (Те, кому удается заключить со мной сделку, эти наглые, гнусные не­годяи, стоя одной ногой в могиле, готовы стать еще более наглыми и более гнусными в обмен на то, что после смерти о них «позаботятся».)

Любая из подобных сделок — беспроигрышный для меня вариант. Даже если ваши условия неуяз­вимы по формулировке, даже если вы облекли свое сердечное желание в семантическую смиритель­ную рубашку, и я, связанный договором по рукам и ногам, вынужден дать вам то, что вы хотите, на невероятно короткое время (а Новое Время, ваше время, очень коротко), даже тогда я смогу при­брать к рукам вашу душонку. И, если честно, как бы это сказать: «Вы правда не хотите, чтобы это про­изошло?»