Я, Лунин…

— Сам Головков его не трогал, это я вам скажу точно, — покачала она головой. — Не его уровень. Но у него есть пара оперов, которые всегда готовы помахать кулаками. Фамилии их я вам называть не буду. Если хотите, можете сами у Головкова спросить, сомневаюсь только, что он будет с вами разговаривать.

— Он со мной уже разговаривал вчера вечером, — усмехнулся Илья, — мне показалось, он не очень доволен моим появлением. Хотя, — тут же поспешил добавить Лунин, — кажется, моим появлением вообще никто не доволен, включая подозреваемого.

— Может быть, из этого стоит сделать какой-то вывод?

— Может быть, — кивнул Илья. — Вы знаете о том, что сын Головкова раньше встречался с Мещерской?

— Рома?

— А вы, я так понимаю, знакомы, — заключил Лунин.

— Знаете, у нас тут не Москва и даже не Среднегорск. Тут все друг друга знают в той или иной степени. С Головковым-старшим я знакома очень хорошо, уже лет десять, с тех пор как пришла сюда работать, а с сыном его несколько раз виделась, это трудно назвать настоящим знакомством.

— Я понял, — кивнул Илья.

— Что вы поняли? — Шестакова возмущенно вскинула брови. — Что вы вообще могли понять? У вас что, появились какие-то сомнения в моей объективности?

— Я вовсе этого не говорил, — попытался защититься Лунин, — я, можно сказать, ничего не говорил.

— Зато как вы молчите! — всплеснула руками Ирина Владимировна. — Здесь и никаких слов не надо. У вас все на лице написано.

— Ну что там не так с моим лицом? — Илья страдальчески закатил глаза к потолку. — Обычное лицо, среднестатистическое.

— Я вам вот что скажу, — Шестакова постучала по столу указательным пальцем, привлекая внимание Лунина, — когда Лунина задержали, его сначала увезли в отдел, к Головкову. В тот же вечер я не смогла его допросить, у меня разболелся зуб, совершенно ужасно, пришлось все бросить и ехать к врачу. Ну а потом, после стоматолога, сами понимаете, не до допросов было.

— Понимаю, — вновь кивнул Лунин и настороженно взглянул на собеседницу, опасаясь ее реакции, но Ирина Владимировна пропустила его ответ мимо ушей.

— Когда я на следующее утро приехала в УВД, ваш брат был сильно избит, — продолжила она, — очень сильно. Я сказала, чтобы его привели в человеческое состояние, а сама поднялась в кабинет Головкова.

— Заступиться решили? — удивился Илья.

— Нет, чаю попить. Не перебивайте меня. Так вот, оказалось, что оперативники ничего не сказали задержанному о найденных на месте преступления часах. Они просто тупо выбивали из него признание.

— Даже так? — не смог сдержаться Лунин. — Это как-то…

— Перебор? — усмехнулась Шестакова. — Я тоже так подумала. Но когда я спросила об этом Головкова, он как-то странно отреагировал. Сейчас я не вспомню, что он мне ответил дословно, но смысл был примерно такой: он хотел, чтобы Лунин признался и покаялся перед ним в совершенном преступлении. Я спросила, есть ли тут что-то личное, и он сказал, что да. Но знаете, мне тогда показалось, что в нем просто есть какая-то ненависть к Лунину. То, что они соседи по поселку, я уже знала, так что причина могла быть какая угодно. Но если Роман на самом деле ухаживал за Мещерской и она от него ушла к вашему брату, тогда для этой ненависти одной причиной может быть больше.

— А еще у нас появляется новый человек, у которого был мотив для убийства Мещерской, — подхватил Илья, затем немного подумал и добавил: — Или два таких человека.

— Ну знаете, — Шестакова с сомнением покачала головой, — полет вашей фантазии слишком высок. Вы что, хотите обвинить в убийстве начальника уголовного розыска только на том основании, что его сын был знаком с убитой?

— Я никого ни в чем не обвиняю, — примирительно поднял руки Лунин, но, если вы узнаете, где был сам Головков в момент убийства, это будет неплохо.

— Даже не подумаю! — возмутилась Ирина Владимировна. — Как вы себе это представляете? Михаил Эдуардович, а чем вы занимались с двадцати одного до двадцати трех часов ночи? И кто может это подтвердить?

— Обычно именно так и спрашивают, — кивнул Илья, — если вас смущает должность Михаила Эдуардовича или ваше долгое с ним знакомство, то можно опросить не его персонально, а как одного из.

— Одного из кого? Вы можете выражаться по-русски? — вспылила Шестакова.

— Одного из жителей села, — улыбнулся Илья, — если вы будете опрашивать всех, то нет ничего удивительного, что побеседуете и с Головковым.

— Лунин, вы идиот?

Подумав о том, что его уже второй раз за последние несколько дней называют идиотом, Лунин не сразу нашелся что ответить.

— Ясачное — самое большое село в районе. Порядка трехсот домов. В нем только прописано около пятисот человек, а живет еще на несколько сотен больше. Я что, всю эту тысячу должна допросить, кто чем вечером занимался? Вы представляете, сколько это времени займет? Даже если мне выделят несколько человек в помощь.