— Он связывался по прямому проводу и с Гельсингфорсом, с тобой, Николай Федорович, вел разговор насчет присылки кораблей и продовольствия, — обращаясь к Измайлову, говорит Вахрамеев.
— Незабываемый разговор, — отзывается Измайлов. — Заверил я, что через восемнадцать часов корабли будут в Петрограде, и вдруг усомнился: а Ленин ли на проводе? Передаю: «Вы ли говорили? Скажите имя». На ленте выплыло слово: «Ленин».
Вахрамеев объясняет:
— Ленин вызвал нас в штаб округа и вместе с нами принялся разрабатывать диспозицию расстановки кораблей на Неве. Условились: два миноносца выдвинуть к селу Рыбацкое для охраны подступов к железной дороге Петроград — Москва, один корабль (им стал крейсер «Олег») вместе с «Авророй», находясь в районе Николаевского моста, станет охранять подступы к Петрограду.
— По распоряжению Владимира Ильича сводный отряд, комиссаром которого я стал, отправился на помощь революционной Москве, — добавляет Ховрин.
— В борьбе с революцией, — продолжает Вахрамеев, — буржуазия широко использовала подкуп всякого рода уголовных и несознательных элементов, совершавших грабежи, погромы продовольственных и особенно винных складов.
— Верно, верно, — подхватываем мы.
Бывший комиссар 2-го Балтийского флотского экипажа В. Н. Захаров напоминает Вахрамееву:
— Помню, вызвали вы меня в ВМРК и объявили: «Назначаем тебя помощником комиссара Зимнего дворца по охране. В его подвалах огромное количество дорогих вин, на которое слетается всякая мразь. Вот тебе удостоверение». В первую же ночь мы дали отпор вооруженным погромщикам, которые подъехали на автомобиле и пытались проникнуть в подвалы.
— Судя по всему, именно в эту ночь и нас, гангутцев, к вам на помощь направили, — говорю я. — Налетчики бросились бежать…
Беседуя, мы незаметно перенеслись в те далекие дни. Будто и Ленин по-прежнему находится в Смольном — штабе революции. Эту атмосферу создали Вахрамеев, Ховрин, Измайлов, другие товарищи, непосредственно получавшие от вождя указания и осуществлявшие его замыслы. Я волновался, испытывая чувство гордости от того, что видел тех, на кого опирался Ленин, и с кем мне довелось работать в Гельсингфорсе и Петрограде. Молодые были тогда, двадцати- и тридцатилетние. И теперь душой не постарели, вон какое воодушевление царит на «Авроре».
По давней своей привычке я вел дневниковую запись пребывания на празднике, в том числе и наших откровенных бесед. Прямая речь, конечно, воспроизводится не дословно, поскольку я не обладаю стенографией, но за смысловую точность ручаюсь, тем более что запись тщательно сверил с опубликованными документами.
Ленинградцы проявляли большой интерес к нам. Ведь участников Октябрьских событий осталось в живых очень мало и такой их сбор состоялся второй раз за всю историю. Первый, многолюдный, был давно, еще в период подготовки к 10-летию Октября. Тогда кинорежиссер С. М. Эйзенштейн снимал фильм «Октябрь», в котором играли не артисты, а те, кто штурмовал Зимний.
Мы получили огромное количество приглашений из школ, учебных заведений, с фабрик, заводов, из воинских частей и с кораблей. Приходилось выступать по нескольку раз в день. Выступали и по радио, и по телевидению.
Вместе с И. С. Кругловым мы были гостями ряда воинских частей и средней школы № 80. Он рассказывал, как, еще не совсем оправившись от раны, полученной в Моонзундском сражении, вел группу матросов на штурм Зимнего. «Вдоль Невы шли цепью, — свидетельствовал Круглов, — у Исаакиевского собора слились с другими группами. На Дворцовой площади и моряки, и красногвардейцы, и рабочие ждали сигнала. А когда грохнул выстрел „Авроры“, лавиной бросились вперед, по мраморной лестнице влетели во дворец, погруженный в темноту. После штурма моряки остались на охране двора, освещенного прожектором крейсера. Через большие окна этот свет освещал залы».
Несколько раз я выступал перед солдатами и рабочими вместе с В. Н. Захаровым. Его рассказы об охране Зимнего и Эрмитажа вызывали огромный интерес у слушателей. Беспокоясь о сохранности произведений искусства, к ним часто приезжал А. В. Луначарский. Захаров сопровождал его по залам. Анатолий Васильевич хвалил матросов за то, что бдительно стерегли все подходы к дворцу, не прикасались к винам, за которые, по его словам, шведское посольство предлагало нам 700 тысяч рублей золотом.
Захаров приводил случай с вином, происшедший во время проверки постов. Матрос, стоявший на посту, видимо, не устоял перед соблазном, прихватил бутылку и, увидев помощника комиссара, предложил: «Может, попробуете?» Захаров взял бутылку, тут же разбил ее об стену и сказал:
— Пить нам, морякам, — преступление перед революцией.
Ветераны выступали перед экскурсантами в Центральном военно-морском музее. На одном из стендов были экспонаты, отражающие гангутское восстание. Мне довелось рассказывать посетителям о мужестве и отваге матросов нашего линкора.