Я, Минос, царь Крита

Сарпедон представлял мне главных надзирателей и управляющих, объяснял тонкости производства.

   — Знаешь, — заметил он, — я стараюсь объединить все мастерские во дворце или в непосредственной близости от него. Есть старая истина, что работник станет бездельничать, если не будет видеть занесённого над ним бича. Запомни, — продолжал он, — нужно вовремя прозреть. Какой-то мудрец однажды верно сказал, что необходимо уладить свои дела прежде, чем они ввергнут нас в хаос.

   — Я обратил внимание, что на производстве кирпича заняты дети, — сказал я, когда мне протянули бокал с вином. — Меня угнетает мысль, что, вместо того чтобы играть, им приходится работать.

   — Разве у тебя есть рабы, дети которых лодырничают?

Я не нашёлся, что ответить.

   — Дети должны оставаться детьми, — заметил я, помолчав.

   — Дети уже сами плодят детей, Минос, — пошутил он. — Не знаю, спишь ли ты ночами или проводишь время с женщинами. Выбери время и пройдись по подсобным помещениям своего дворца. Да что там подсобные помещения? Ты можешь заглянуть даже к своим чиновникам. Увидишь, как взрослые предаются любви, а дети следуют их примеру. Всего несколько дней назад я видел...

   — Я знаю, — перебил я.

Оказавшись снова дома, в Кноссе, я призвал к себе Манолиса и его жрецов.

   — Я видел, как плачут дети у моего брата, — начал я. — Я наблюдал вещи, которые мне не понравились. У нас такого быть не должно. Посоветуйте, что мне сделать, чтобы наши граждане были счастливы. Существует ли какой-то тайный ключик, который может помочь нам заглянуть им в душу и подсказать, чтобы они знали, чего следует избегать, а к чему стремиться?

   — Такие тайны существуют, благородный Минос, — ответил немолодой жрец, вызывавший у меня симпатию, — однако тебе их знать не позволено, поскольку это разрешено только верховному жрецу.

Я с трудом укротил мгновенно вспыхнувший гнев и сдержанно ответил:

   — Я — царь, а значит, и самый главный жрец!

   — Не всякий жрец достоин проникновения в эти тайны — людей, достаточно зрелых для этого, совсем немного, — сказал старик.

   — Разве это не первейший долг царя — заботиться о собственном народе?

   — Последнее слово остаётся за богами, — ответил старик, дружелюбно глядя на меня. — И ты, царь, должен просить совета у богов. А для этого проси помощи у жрецов.

Я снова пришёл в ярость. Как ни нравился мне седовласый жрец, сейчас я готов был избить его. Я взглянул на Манолиса. Его лицо выражало высокомерие и даже, пожалуй, насмешку. Неужели он считал, что, будучи верховным жрецом, служит богам более, чем я, и днём и ночью заботящийся о доверившихся мне людях? Разве он не видел ран на плечах рабов, слёз в глазах женщин и девушек, страданий в невесёлых играх детей?!

   — Ты, государь, — сказал старый жрец, — прошёл посвящение в жрецы. Однако о тайных сторонах нашей жизни ты ещё не имеешь представления. Они скрыты в гротах и пещерах. Подобно тому, как колдун очерчивает крут, внутри которого он совершает свои действия, как хозяин метит свои владения межевыми камнями, так и святыня — это владение божества. Чтобы оно не теряло святости, его обносят оградой, и такие огороженные места мы называем теменос. В этом священном месте человеческим правам положены пределы. Пойми это, благородный царь! Там действуют лишь самые святые, неписаные законы. Кто окажется в таком месте, тот будет находиться под покровительством богов, даже если это преступник. Во всех священных рощах, у чудодейственных источников, в гротах и пещерах мы служим богам во время мистерий, которые тебе неведомы. Чтобы понять истину, нужно, прости меня, Минос, быть в состоянии познать душу. Говорят, страсти — врата души. Я бы сказал, страдание раскрывает душу.

   — Если ты и впрямь хочешь сделать людей счастливыми, ты должен прийти к нам, очиститься с помощью молитв и воздержания от пищи, — добавил верховный жрец. — Нет ни одного властителя, который постиг бы государственную мудрость иным путём.

Теперь мне всё стало ясно. Он хотел, чтобы я склонился перед ним, спрашивал у него совета, решал с ним все государственные дела. Во мне снова вспыхнул гнев, унаследованный от предков, и я сказал совсем не то, чего от меня ожидали:

   — Так я должен ползать перед вами на коленях, проявлять смирение, чтобы вы могли беспрепятственно преследовать собственные интересы?

   — Мы служим богам, — сказал старый жрец.

   — И при этом думаете о своей выгоде. Ведь ты, Манолис, держишь у себя в доме двух рабынь, которые всего несколько недель назад были похищены в окрестностях Маллии. Разве не так? Теперь что же — свободные критские девушки должны служить тебе?

   — Но у тебя тоже есть рабыни, Минос, — возразил тот, вызывающе улыбаясь.

   — Я — царь, а ты — служитель богов. Вести борьбу — мой долг. А если мечом размахивает и убивает жрец, это — предательство по отношению к богам. Недостойно делать своими рабынями девушек-критянок, которые прежде были свободными!

   — Мне назвать по именам чиновников, которые тоже владеют критскими рабынями?

   — Оставь эти дешёвые уловки, Манолис! Ты — жрец и обязан судить себя по более суровым законам!

   — Послушай, Минос, — прервал нас старый жрец.