К домам, предоставленным мне и моей свите, меня сопровождал молодой офицер с опахалом, дарующим приятную прохладу. Второй шёл рядом с щитом в руках, словно собираясь оборонять меня; третий нёс лук, олицетворяя власть. Сам я шагал под балдахином, впереди меня шёл жрец, кадивший благовониями. Самыми первыми семенили дети, усеивая мой путь лепестками роз.
Празднично разодетые люди с ветвями в руках стояли по обе стороны дороги; они кричали, пели, некоторые, опустившись на колени, почтительно касались лбом дорожной пыли.
И на этот раз я снова обратил внимание, что возгласами ликования меня встречали не все — многие выглядели удручёнными, а их радость была показной. «Что такое государство? — спрашивал я себя. — Разве оно не воплощение власти, принуждения и эксплуатации?»
— Нет! — выкрикнул я так громко, что мои спутники вздрогнули. Я спохватился. — Государство должно быть родиной, оно должно дарить людям счастье! Государство, прибегающее к принуждению, уподобляется человеку без души!
У брата я пробыл около двух недель. Мы ссорились и мирились, обещали друг другу всегда жить в мире, делали вид, что не видели и не слышали, как солдаты разбойничали на наших территориях, добывали рабов и вели себя как пираты.
С детских лет я знал, что брат умеет праздновать. Аристократы были приглашены непосредственно в дворцовые покои, все прочие расположились под открытым небом, на центральном дворе. Там пировали пастухи, крестьяне, ремесленники. На вертелах жарились бараны, в воздухе стоял аромат жареной домашней птицы и свежеиспечённых лепёшек.
Меня восхищала щедрость брата и прекрасные отношения с высшими чиновниками, которые почтительно прислушивались к каждому его слову и всегда были готовы исполнить любой его приказ.
В ответ на мой вопрос, как он управляет своей территорией, брат лишь снисходительно улыбнулся. Впрочем, мне было известно, что он, как и я, всегда стремился поступать мудро и справедливо.
Когда я упрекнул его в расточительстве, он быстро нашёлся:
— Лучше пусть я буду чудаком, но вместе со всеми, чем умником, обречённым на одиночество. — И добавил: — Нужно уметь извлекать пользу даже из собственных врагов.
Вероятно, он был прав. Подвластный мне Кносс был больше и значительнее, но Сарпедону тем не менее удалось продемонстрировать мне превосходство своего государства. Не в том ли секрет, что почва здесь плодороднее, а условия для орошения лучше?
Я стремился к справедливости для своих граждан, старался сделать их счастливыми и даровать им мир. Но здесь я был свидетелем того, как народ ликовал из-под палки.
Во дворце брата я с удивлением обнаружил, что к его услугам возницы повозок, лучники, оруженосцы, копейщики, даже десяток носильщиков паланкина; его постоянно окружали повара, виночерпии, цирюльники и множество прочих слуг.
Манолис тоже умел властвовать, использовать людей в собственных интересах. Разве можно подчинять себе людей?
— Что мне делать?! — крикнул я после небольшой праздничной трапезы, уже немного захмелев. — Что вы хотите от меня, каким должен быть повелитель?
От вина ли, от страха ли, всё сильнее овладевавшего мною, я бродил по двору, не слишком твёрдо держась на ногах. Вдруг я заметил, что ко мне приближаются девушки в прозрачных покрывалах. Они почтительно проводили меня в дом.
...Я сидел в подвале возле чаши, в которой пылал огонь. В него время от времени подсыпали какой-то порошок, распространявший чудесный аромат.
Девушки танцевали, а затем исполнили песнь, посвящённую Великой Матери. Должно быть, я заснул. Вероятно, мне приснился дурной, мучительный сон. Проснувшись от страха, я обнаружил, что лежу на ложе, плетённом из кожаных ремней. Одеяло, которым меня укрыли, сползло в сторону, а на нём, свернувшись, лежала змея. Мне удалось прогнать её палкой.
Не прошло и часа, как в комнате появилась вторая гадюка, сразу почувствовавшая себя хозяйкой положения.
В Кноссе и его окрестностях тоже водились змеи. Может быть, и Айза погибла от укуса гадюки? Хмель, всё ещё туманивший мою голову, помешал мне сразу же покончить с незваной гостьей.
Я думал об Айзе. Случайностью ли был роковой змеиный укус? Случайно ли в помещениях дворца моего брата так вольготно чувствовали себя змеи, словно здесь не было ни стражи, ни слуг, ни рабов?
Я опять погрузился в сон. Была ещё ночь, когда меня разбудило какое-то лёгкое прикосновение. Как будто кто-то поглаживал моё обнажённое бедро. Может быть, меня напугал ветерок, принёсший прохладу?
Медленно приподнявшись на своём ложе, я застыл в этой позе: я разглядел на своём бедре верхнюю половину змеиного туловища. Я зажмурился, лишь бы не видеть змеиную голову с непрерывно шевелящимся раздвоенным язычком.
Снаружи, то ли с улицы, то ли из соседнего дома, донёсся какой-то шум. Змея приподняла голову с раскрытой пастью и принялась покачивать хвостом. Когда я увидел ядовитые зубы пресмыкающегося, по спине у меня пробежал холодок.