Я, Минос, царь Крита

Во мне вновь пробудились внутренние голоса, в последнее время не оставлявшие меня в покое даже по ночам. Один язвительно вопрошал, хорошо ли я разглядел эти поля, ведь хорошие урожаи дают хорошие земли, а пашня, засыпанная камнями и лишённая полива, даёт плохие всходы.

«Если слой вулканического пепла настолько велик, что земля почти не плодоносит, то могущество жрецов здесь ни при чём. Не храмы с их жрецами, а вода и почвы определяют плодородие полей. Каждый крестьянин изо всех сил старается получить хороший урожай, но что толку трудиться, если семена не всходят и не дают плодов?»

Солнце стояло уже высоко, когда на среднем дворе, неподалёку от храма, крипт и тронного зала собралась толпа горнорабочих. На шестах, на спинах и в руках у них были корзины, полные золотых бокалов и замечательных сосудов, украшенных драгоценными камнями. Мне передали их в качестве дара для Пасифаи, Сарры и остальных близких мне женщин. Несколько пожилых мужчин подталкивали ко мне двух девушек, которыми хотели меня одарить.

Обе были ещё почти детьми. Старшая гордо сбросила свою накидку, и тогда стало видно, что ей уже немало досталось в жизни. Тело её, правда, отличалось красотой, однако у неё были натруженные руки, стёртые до крови плечи, а на спине остались следы от ударов бича. Младшая стояла передо мной почти обнажённая, если не считать крошечной повязки на бёдрах, и наивно улыбалась мне. Я принял их обеих в качестве подарка, хотя мне было ясно, что до старшей я никогда не дотронусь.

   — Откуда у вас эти замечательные сосуды? — поинтересовался я и с восхищением провёл кончиком пальца по золотому кубку в форме головы быка, который мне протянули. — Это ритон.

Увидев недоумение на лице крестьянина, я объяснил, что ритон — это сосуд для питья или даров, который до наводнения использовался при совершении культовых обрядов. Словно любовник, погладил я потом рукоятку скипетра, выполненную в виде головы леопарда.

   — Мы нашли его в гробнице вместе с кинжалом и большим мечом.

   — Где они? — нетерпеливо спросил я.

Из толпы вышел человек, держа на вытянутых руках какие-то предметы, покрытые куском необычайно красивой ткани. Когда откинули ткань, моим глазам предстали меч и кинжал прекрасной критской работы.

   — Благородный царь, — промолвил старик, — мы просим тебя помочь нам.

Я кивнул, не сводя глаз с великолепных даров.

   — Мы голодаем, хотя могли бы есть досыта, если бы ты дал нам на несколько лет с десяток рабов.

Рабов? Где мне их взять?

Неужели Сарра умела читать мои мысли? Приблизившись ко мне, чтобы помассировать затылок, она сказала, как бы между прочим:

   — Капитаны твоих судов умирают со скуки, команды обленились. У тебя не найдётся для них дела?

   — Нам нужны рабы... — сказал я вслух.

   — В твоём распоряжении суда и капитаны — почему ты не добудешь себе рабов?

   — Потому что тем самым я оставлю многих детей без родителей, принесу людям несчастье. Нельзя обличать разбой, разбойничая самому, нельзя обвинять других во лжи, если лжёшь сам.

   — В таком случае тебе запрещено есть и мясо, — ответила она насмешливо.

   — Почему? Не понимаю.

   — Ты ведь несёшь ответственность и за убийство животных. Отныне ты не вправе притронуться даже к лепёшке, потому что зерно производят едва живые от голода крестьяне. — Помолчав, она добавила: — Когда я испытываю голод, я ем. А если у меня ничего нет, я достаю пропитание любым способом.

Вечером я потребовал к себе капитана своего судна и приказал ему отправляться в Ливию для поимки рабов.

   — Каждый десятый раб, которого ты мне доставишь, принадлежит тебе. Вели, чтобы склады Ираклиона отпустили тебе достаточно провианта. Позаботься о том, чтобы и рабам, которые окажутся у тебя на борту, было что есть. Если ты хорошо проявишь себя, я мог бы сделать и другие предложения, и ты получил бы неплохой доход.

На другой день в сопровождении нескольких придворных я отправился в Ираклион проверить, действительно ли капитан загрузил судно провиантом и отплыл. Очень скоро мой экипаж вынужден был остановиться, потому что вдоль дороги стояли на коленях мужчины и женщины, которые умоляли меня выслушать их. Я вылез из экипажа и направился к вожаку, старику с длинными седыми волосами.

   — Минос, помоги нам! — молил старик. — Мы — рыбаки, но боги не слишком расположены к нам. Ежедневного улова едва хватает, чтобы не умереть с голоду. Где уж тут думать о продаже рыбы! А если нам нечего продать, мы не можем получить ни зерна, ни шерсти, ни мяса, ни овощей. А ведь нам нужны ещё соль, посуда и древесина для новых лодок. Правда, наши дети собирают пемзу, которую удаётся обменивать у крестьян и горожан. Однако всего этого мало...

Я собрался спросить, не поможет ли им более крупная лодка, которую я готов подарить, чтобы они могли выходить подальше в море, но старик продолжал:

   — Поблизости находится остров, который не принадлежит никому. Если бы нам было позволено проводить там летние месяцы, то мы занялись бы ловлей губок, их там очень много. Для этого достаточно нескольких семей ныряльщиков. Помоги нам, благородный Минос! — взмолился он.