Я, Минос, царь Крита

Тем не менее мужчины настоятельно просили меня помочь им, женщины плакали. Дурупи подошла ко мне и сказала, что согласна немедленно отправиться со мной в Кносс, если я отдам остров их деревне.

   — В таком случае получится, что я купил тебя, словно кубок вина, — ответил я, с огорчением глядя на неё.

Я поднялся с места.

   — Если бы я мог поступать по велению сердца, вы получили бы этот остров. Но справедливость требует от меня принимать во внимание притязания на владение.

Я кивнул сопровождавшему меня писцу и приказал ему подготовить указ: «Я, Минос, царь Крита, разрешаю рыбакам использовать остров Куфу в летние месяцы для ловли губок. Если крестьяне, выгуливающие там свои стада, недосчитаются коз или овец, то за каждое животное, принадлежащее им, в течение месяца должен последовать платёж. Если по истечении месяца справедливый расчёт за животных не последует, я запрещаю впредь использовать остров для летнего лагеря».

Я был подавлен реакцией рыбаков: только треть из них выразила своё удовлетворение, захлопав в ладоши. Большая часть, очевидно, надеялась, что наряду с разрешением ловить губки они получат и право пополнять своё меню мясом пасущихся там овец и коз.

Когда я собрался в дорогу, за меня обеими руками уцепилась Дурупи.

   — Я пойду с тобой, Минос. Пожалуйста, отдай нашим жителям остров вместе со стадами.

Я отцепил её руки и приказал рабу ехать быстрее.

Не прошло и часа, как мы были уже в Амнисе, где я собирался проконтролировать ход расширения порта. Побеседовав с несколькими капитанами судов, я почувствовал, что общение с морем и знакомство с другими странами сделали моряков свободными людьми. Они держались независимо, не проявляя ни малейшего раболепия. Я встречался с моряками из Мемфиса, Ниневии и Вавилона. Очевидно находясь под гнетом деспотичной власти, многие из них были робки.

Чтобы остаться неузнанным в толпе, я отправился в близлежащую таверну, где и переоделся в незамысловатую одежду критского крестьянина.

В пивном зале мне тут же попался на глаза какой-то подвыпивший греческий моряк. Размахивая руками, он громко поучал посетителей, что все суда, направляющиеся на Крит, должны первым делом держать курс мимо мыса Малея на остров Кифера.

   — Скалы там выступают далеко в море, а коварные течения отравляют нам жизнь. На полпути между Киферой и западной оконечностью Крита лежит остров Антикифера. Там мы бросаем якорь, когда море становится слишком бурным или приближается ночь, а мы идём норд-остом. — Одним глотком он осушил своё вино, отдышался и продолжал: — Я мог бы рассказать вам кое-что любопытное... Однажды, когда море было слишком неспокойным, мы, чтобы скоротать время, нырнули за губками. Первый, кто поднялся на поверхность, выглядел донельзя перепуганным. Он сбивчиво рассказал, что обнаружил на дне людей — мужчин и женщин, с обезображенными лицами, словно они были больны проказой.

Мне стало любопытно, я подсел к его столу и пододвинул ему ещё вина.

   — Там на самом деле лежали люди? — недоверчиво спросил я.

Моряк едва удостоил меня вниманием и продолжал свой рассказ:

   — Когда второй ныряльщик подтвердил слова первого, я сам бросился в воду и обнаружил на морском дне обломки судна, нагруженного статуями из камня и бронзы, изъеденными моллюсками.

Он жадно выпил вино, утёр мокрые губы: теперь он был настолько пьян, что не мог больше связать двух слов.

Несколькими днями позже, уже в Ираклионе, я поведал эту историю нескольким ныряльщикам. Они подтвердили, что тоже видели обломки судна с мраморными статуями.

   — Верно! — согласился капитан, оказавшийся поблизости. — Затонувшее судно направлялось, скорее всего, из Афин. Капитан оказался просто болваном — он так перегрузил свой корабль, что первая же крутая волна отправила его на дно.

   — А встречаются ли ещё находки с погибших судов? — спросил я и пригласил капитана в ближайшую таверну.

   — Часто попадаются амфоры. Одну я даже прихватил с собой. Она оказалась ёмкостью приблизительно двадцать два литра. Совсем рядом с тем местом, где я её нашёл, рифы, во время шторма они нагоняют на нас страх.

   — Почему? — спросил я.

На мне была поношенная крестьянская одежда, и он не узнал меня.

   — Идиот! — вспылил он. — Как можно задавать такие глупые вопросы? Что ты станешь делать при неблагоприятном ветре, когда волны выше твоего судна гонят тебя на рифы? У меня судно надёжное, да и паруса сшиты из лучшей ткани. Во время шторма вся команда на палубе, но всё равно мы беспомощны, остаётся только молиться о спасении души. Однажды я наткнулся на дне на останки парусника, он напоролся днищем на риф. Капитану удалось довести судно почти до самого берега, где оно и затонуло. Всё дно поблизости было усеяно амфорами, блюдами, тарелками и кубками. — Он усмехнулся, потом выпил, заглянул в пустой бокал и снова перевёл взгляд на меня. — Я обследовал это судно — а я неплохо ныряю — и обнаружил в трюме кубки, расставленные чинно, словно в лавке торговца.

Он опять сделал жадный глоток. Было заметно, что он не привык к крепкому вину, поэтому хмелел всё сильнее. Несмотря на это, он вновь поднёс кубок к губам.