Читаем Я-муары. Откровенные истории блогера полностью

Девочка из детдома была старше меня года на три, и она взяла надо мной шефство. Я не сопротивлялась. Но однажды мама передала мне (надо ли говорить, что в советские детские больницы родителей не пускали?) роскошную куклу с прической. Замысловатую прическу держала невесомая сеточка с мелкими искусственными жемчужинами. Я в немом восхищении крутила эту красавицу, которую только что принесла мне нянечка. И вдруг как буря на меня налетела моя покровительница. Она выхватила из моих рук куколку и стала рвать ее на части, разбрасывая вокруг бусинки и кружева. От страха я даже рыдать не могла…

Два месяца я болела. И учительница первая моя ни разу не позвонила моим родителям, чтобы спросить, а где, собственно, ее ученица?

И тогда моя мама, забрав измученную меня из больницы (в больнице меня еще одномоментно заразили ветрянкой и свинкой), посмотрела внимательно на мою распухшую и покрытую зелеными пятнами мордочку, схватила телефон, набрала номер мучительницы первой моей и сказала ей все, что может сказать любящая мама, глядя на своего изнемогающего ребенка.

Навсегда мама перестала спрашивать меня об оценках, никогда больше в жизни меня не ругали за школу. И всегда с тех пор мама стояла за меня горой.

Больше я в эту школу не вернулась.

И все же я очень благодарна судьбе за этот опыт. Он мне помог. Я побывала в шкуре идиота, отверженного всеми. И я знаю точно, насколько несправедливым может быть мнение большинства. Это знание дало мне силы в те моменты, когда кого-то начинали травить, во взрослом коллективе или в детском, бросаться на защиту гонимого, не рассуждая, какими последствиями мне это грозит. Этот опыт помог мне выстраивать отношения со своими детьми. Я точно знаю, что ребенок часто страдает молча и в одиночестве. Что к нему надо постоянно очень чутко прислушиваться. Что ни один посторонний человек НЕ имеет права оценивать моих детей, игнорируя мое мнение. И что школа начальная допустима только в том случае, когда классом руководит очень добрый и очень любящий детей учитель.

Я знаю, что у всех свой опыт вхождения во взрослую жизнь. Конечно, у многих и многих самые лучшие воспоминания о начальной школе. Но они не мои. Мои только такие, уж простите великодушно.

Да, и еще: этот текст я с огромной любовью, пониманием и сочувствием посвящаю всем двоечникам всех стран!

<p>Значит, нужные книги ты в детстве читал…</p>

В третий класс я пошла уже совсем в другую школу. В этой школе никто не знал, что я хуже всех, и я быстренько стала практически «лучше всех».

Учительница была молодая, в кудрях и каблуках. Она беззлобно посмеивалась, глядя на нас. И мы даже ходили в парк собирать листья, выращивали тюльпаны в классе, играли на переменах.

Класс был веселый и озорной. Все мы были из нового огромного дома, совсем недавно выросшего рядом с нашей школой. Именно для новоселов и открылся класс «Г». У нас было немало иностранцев: два подъезда дома отдали под общежитие для специалистов из других стран. Зарубежные детки, не зная сначала ни слова по-русски, уже месяца через три бодро чирикали с нами. Был в классе и мальчик Гога из Грузии, он знал одно-единственное русское слово – «козел». И произносил его с самой разной интонацией, в зависимости от ситуации. «Ко-о-озел», – протяжно радовался он с нами, увлеченный совместной игрой. «Козел!» – бросал он гневно-краткий вызов в лицо обидчику.

Смешливая молоденькая учительница сумела создать в классе атмосферу дружественную и немного бесшабашную. Новому классу «Г» места в школе не хватило. И мы учились во вторую смену. И это было тоже классно. Никаких больше сумрачных вставаний, никаких мерзлых пробежек до школы в полусне.

Утро царственное, неспешное. Школа в вечерних сумерках, пустое здание, и наш ошалевший от свободы «Г» класс гулким козьим стадцем носится по этажам. Бешеные игрища не обходятся без травм. Элька Дронова влетела в стену и сломала руку. Но наша учительница и в этом не увидела большого горя. Теперь она, когда Эльку дразнит ее сосед по парте Юрка Бугров, советует ей хорошенько стукнуть его гипсом по башке.

Так и запомнился этот третий класс: игры в школе, катание с гор у дома, казаки-разбойники, вышибалы, резиночка, в которой была даже пятая позиция. Пятая позиция – это когда резиночку поднимали до уровня плеч!

Скакали и бегали без устали. Я была чемпионом по резиночке и классикам. Везде с собой носила биту для классиков. Правильная бита – 80 % успеха в игре. Без всяких спортшкол мы все быстро становились сильными и ловкими. Большую часть дня проводили на улице. Не представляю, как живут современные дети без всего этого. Уже давно во дворах Москвы не вижу я меловых квадратиков на асфальте, не слышу веселой чеканки мячом об стену.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука