Я на тебе никогда не женюсь

Однако брат был хмур. Торт разглядывал так, будто перед ним неразоблаченный шпион сидит. To есть, он-то, Вальен-таль, твердо убежден, что перед ним шпион. Но шпион нипочем в этом не сознается.

Пришлось осторожно постучать брата по плечу.

— Ва-а-аль! Ау, солнце мое! Ты еще здесь, со мной, или уже на другую планету улетел?

— А? Что? Какую планету?!

— Да почем же мне знать — какие планеты в ваших небесах светятся. Что-то случилось?

Валь снова уставился на торт.

— Ва-аль! Это не шпион. Это торт. На него не надо смотреть, его надо есть. И чаем запивать…. Что случилось в академии, если ты вот уже полчаса никак не решишься кусочек отрезать?

— Случилось? Да, случилось. Наш король, Златовлас Семнадцатый, чтоб ему торты три раза в день пекли, издал указ.

И снова завис.

Пришлось потеребить брата за ухо.

— Издал указ — и что?

— А то, что отныне в Академии Королевских Бастардов открываются курсы для незаконных, но признанных дочерей аристократов. Для непризнанных — тоже.

— Так. И чему их будут учить?

Брат диким взглядом уставился уже на меня.

— Ангел! Ты не понимаешь? — девушки в академии, где до этого учились лишь мужчины!

— И что? Я в свое время тоже академию закончила. И училась вместе с парнями. И ничего. Было весело.

— Весело?!

— Конечно. Не понимаю — чего ты испугался? Кстати — какие курсы-то?

— Для признанных — бытовая магия, что-то по рукоделию и этикету, кажется.

— Ага. Будете готовить жен для будущей военной элиты королевства. А для непризнанных?

— Тут сложнее. Курсы помощников лекарей, зельеваров и алхимиков.

— И в чем сложность? Насколько я знаю — девушки в таких делах не хуже любого мужика.

— Ангел, но ведь девушки — бастарды!

— И что? По-моему, это нисколько не противоречит духу академии. Лучше скажи — с чего король так обеспокоился?

Валь только хмыкнул. Выдохнул, и все-таки принялся есть мой тортик.

— У него явно имеется дочерь на стороне — дошло до меня. — Конечно, если бастарды случаются и у королей, то необязательно, что это мальчишки. А мама кто?

Валь пожал плечами.

— А мамы — две фаворитки и одна дворяночка из мелкопоместных.

— Ясно. Поэтому и два отделения, так сказать. И много этих счастливиц набирается?

— Пока заявлено тридцать человек. Двадцать — на бытовую, десять — на лекарское дело. И возраст самый противный — от шестнадцати до двадцати.

Я подлила ему чаю, отрезала себе кусочек торта. Подумала, и полезла в шкаф за вареньем.

И уже вылезая оттуда, спросила:

— А лично тебя это каким боком задевает?

Валь не ответил, занятый поеданием моего шедевра. Ну и пусть, что без украшений, один бисквит, зато вкусный!

— Мне придется вести у них бытовую магию, — сознался он, допив чай. Но видят боги — я совершенно не представляю, как к этому подступиться.

***

Ангел все еще спала, когда я ранним утром собирался на пробежку. В академии было достаточно прихотливо проложенных маршрутов для любителей утреннего или вечернего бега. Не считая полигонов и прочих сооружений для развития силы и выносливости будущих воинов. Все же, наша академия готовит воинов и магов. И тут все понятно. Учебные планы и методики для каждого курса давно отработаны, адаптированы и весьма успешно применяются.

Кто бы что ни говорип, а бастарды — народ особенный. Мальчишки — так уж точно. Далеко не всякий, признанный легкомысленным отцом пацан, становится любимцем семьи. Скорее — наоборот. Законные отпрыски видят в нем угрозу своему статусу, мачеха — вечное бельмо в глазу, отец — вечное пятно на репутации. Я знаю, я это проходил. Правда, мне повезло, что из законных наследников до недавнего времени у меня была одна сестра. Младший брат — не в счет. Мал еще. Да и встречаемся мы настолько редко, что мальчишка с трудом вспоминает, кто я такой. До недавнего времени Алика единственная из всей семьи ждала меня. Делилась со мной своими девичьими секретиками, ждала заступничества от навязанного жениха, надеялась на помощь. Я не успел. Не успел спасти Алику, и осознание этого все еще грызет мне душу.

Мы долго беседовали с матушкой, когда Ангел, уставшая с дороги, уснула в келье. Моя мать — мудрая женщина, но тогда я не понял ее.

— Ты был слишком сильно привязан к Ангелике, — сказала она, выслушав меня. — Это было плохо. Теперь я за тебя спокойна. Особенно теперь, когда ваше кровное родство не подтвердилось. Береги своего Ангела, сынок. Она принесет тебе счастье.

Я думал над ее словами все то время, пока мы добирались до академии. Думал, когда Ангел, выдворив меня на рынок за посудой и продуктами, принялась наводить порядок в моем скромном жилище. Думал, преодолевая полосу препятствий на полигоне. Из-за этого, кстати, и в яму с грязью свалился. И вот когда оттуда выбрался — понял. Только никак не мог сообразить — в какой именно момент привязанность и любовь к маленькой сестренке вдруг начала трансформироваться в любовь совершенно иного качества. К юной девушке. Понял, и чуть было не рухнул в яму снова. Не знаю — если б не случилась та авария, сумел бы я понять истинные мотивы? Сумел бы справиться с чувствами? Не сломал бы жизнь своей сестре и себе самому? Не знаю’