Я не Байрон (СИ)

И придумали не просто для простоты и понятности литературы после урока физкультуры, а только и единственно для:

- Дэзы - информации. - О мире нашем грешном.

И точно также делаются переводы Шекспира:

- Имея Двойное Дно в виде школьного сочинения на тему:

- Как хорошо было учиться, учиться и учиться в школе.

Ровняться надо на Илиаду и Одиссею.

Войнович говорит, что несколько раз возвращался в уже написанный ранее текст.

Зря, лучше возвращаться, как в Библии:

- По ходу романа, - это будет соответствовать реальности.

Вот сейчас еще раз включил, и Войнович отвечает, он:

- Не переключился на новую идею, а развивал начальную.

Это очень важно, так предполагается, что роман не отстранен от автора и читателя, а они вместе с ним.

Как и говорит сейчас Войнович:

- Я писал, а события параллельно развивались.

- После 150-200 страниц роман почему-то - и у всех писателей - становится другим. - Фантастика! В том смысле, что по Архангельскому - роман это школьное сочинение на тему, как я провел лето. Лето уже кончилось, и поэтому должно хватить дыхания на описание ушедшего лета полностью, именно потому, что настоящее, к этому прошлому лету:

- Не имеет никакого отношения. - Постулат Архангельского:

- Настоящее и Прошлое - не связаны. - Тогда вся загадка, равносильная разгадке Жизни именно:

- В связи времен.

Вот это именно классическая идеология Семнадцатого Года:

- До сего времени ничего и не было, однако.

А на самом деле по барабану, что первая часть не связана со вторыми двумя частями, и знаете почему? Потому что они связаны:

- По определению, - вот оно было так и всё. Так сказать:

- Вот вам Илиада, а вот извините никак не связанная с ней Одиссея.

Так же как не связаны с логикой поступки героев:

- Приам затаскивает Коня в город, тогда как все ему горят:

- Зачем он нам, давай его сожжем.

Или, по крайней мере, можно бы сломать часть коня и проверить:

- Эй вы, там наверху, спускайтесь! - Нет, никаких связанных с элементарной логикой школьного сочинения проверок:

- Я так хочу.

И все погибли. Ибо:

- Не все во власти Школьного Сочинения. Это сейчас. А раньше:

- Не всё во власти человека, ибо есть еще и:

- Боги-и!

Архангельский имеет в виду, что Их давно, после 17-го года отменили вместе с князьями и графами, а Войнович считает:

- Есть, есть еще Некоторые, остались, и никак не могут отличить реальность от фантасмагории.

А критики думают, что автор просто забыл, о чем он начал писать роман, и продолжил совсем о другом.

Ошибка Архангельского в том, что он никогда не изучает Теорию Относительности, означающую, что наблюдатель периодически включается в систему наблюдения, а данном случае в:

- Роман.

Следовательно, роман он не видит уже со стороны, и не может сказать точно, что:

- Роман развалился, как Титаник на две неравные части. - Ибо:

- Сам-то он, где был в это время?

На какой из этих частей? Так сказать:

- Василий Иванович, ты за белых, али за красных?

- Так, а кто из них за Третий Интернационал?

Неизвестно. Ибо, как и сказано:

- Белые придут - грабят, красные идут:

- Тоже, скорее всего, будут грабить, так как:

- Что ишшо им делать-то, неприкаянным? - Тем более, среди красных сколько, спрашивается, белых офицеров?

И оказалось:

- Оди-на-ко-во-о!

Поэтому белые воюют, а мы, как и раньше было:

- Только отдуваемся.

Ш-вы, Н-ны - всё наши бывшие законодатели.

Парижских мод.

Архангельский говорит, что тетя Зина уже не ужаснется. Так как не узнает себя в мартышке Крылова, как дополнил Войнович про эту Зинулю.

Вот это УЖЕ Архангельского явная ошибка, ибо:

- Если сейчас уже не увидит - значит, никогда не увидит, так как раньше-то он-она:

- Вообще ни хрена не видел:

- Ни переда, ни зада, а уж самого себя, тем более, ибо:

- А зачем?

Чтобы очередной раз ужаснуться? Дак это и так ясно, что я:

- Ничем не лучше других. - И знаете почему?

- У нас отличий вообще не бывает. - Сказано же:

- Все равны.

Ну может я чем-то и получше остальных, но и остальные - можно предположить - тоже не лыком шиты, думают про меня:

- Тоже не хуже меня, - но полюбить ради юмора всё равно не получится, ибо:

- Любить иных тяжелый крест:

- Можно остаться вообще без извилин.

Как говорится:

- Кто это? Твой жених?

- Это Блок.

Вот и все знакомство с литературой в виде ее трансформации из реальности в фантасмагорию. Ибо имелось в виду:

- Что он не похож.

- На кого?

- На нас с тобой.

- Почему?

- По лицу видно: не пьет, как некоторые ноль восьмые бомбы прямо и горла, а нравятся ему не крановщицы, а:

- И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

Как Елена Рыковцева у микрофона.

И каждый, уходя с передачи говорит - думает, приобрел ли он что-то новое? И резюмирует уже в тачке, едва не приняв красный за зеленый:

- В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

Это была запись, в вот прямой эфир, начинается передача Михаила Соколова с Илл - м - ее лучше выключить:

- Здесь истины не найти - только ужаснешься сознательной политологической способности к демагогии. - Так-то бы хрен с ним, но каждый раз ужасаешься способность врать, не совсем понятно зачем?