Я не боюсь

— Что ты собиралась с ним сделать?

— Ничего. Помыть.

— Врешь. Ты хотела его утопить.

— Нет!

— Поклянись.

— Клянусь Богом и всеми святыми! — Она положила руку на сердце. — Клещи и блохи его заели. Поэтому я его мыла.

Я не знал, верить ли ей.

Она поймала Того, который сидел на камне, счастливо потявкивая. Он уже забыл о страшном испытании.

— Смотри, если я вру. — Она подняла ему одно ухо.

— Боже, какой ужас!

Все вокруг уха и в самом ухе было полно клещей. Меня чуть не вырвало. С их головками, погруженными в кожу, с их черными лапками и темно-коричневыми животами, надутыми и круглыми, словно шоколадные яйца.

— Видел? Они всю кровь из него выпьют.

— А от грязи они уйдут?

— По телевизору Тарзан говорил, что слоны купаются в грязи, чтобы смыть со своей шкуры всех насекомых.

— Но Того не слон.

— Ну и что? Он же тоже животное.

— Я думаю, их надо выгнать как-то иначе, — сказал я. — С грязью ничего не получится.

— А как иначе?

— Руками.

— И кто это будет делать? Мне, например, противно.

— Я это сделаю.

Двумя пальцами я взял клеща за вздувшееся тельце, зажмурился и сильно потянул. Того взвизгнул, но монстр вышел. Я положил его на камень, и мы осмотрели его. Он шевелил лапками, но не смог двинуться так был раздут от крови.

— Умри, вампир! Умри! — Барбара расплющила его камнем, превратив в красное пятно.

Я выдернул не менее двадцати клещей. Барбара держала пса. Чтоб не убежал. Я даже запарился. Да и Того уже было трудно держать.

— Остальных мы ему вытащим в другой раз. Согласна?

— Ладно. — Барбара посмотрела кругом. — Я пошла. Ты как?

— Побуду еще немного здесь.

Как только она уйдет, я сяду на велосипед и поеду к Филиппо.

Она завязала веревку на шее Того.

— Тогда увидимся позже? — сказала она, удаляясь.

— Да.

Она остановилась:

— К вам кто-то приехал. На серой машине. Это ваш родственник?

— Нет.

— Он сегодня к нам приходил.

— Что ему надо было?

— Не знаю. Разговаривал с папой. Потом они уехали. И твой отец был. Уехали на большой машине.

Конечно. Они поехали отрезать уши Филиппо.

Я усмехнулся и спросил:

— Он тебе понравился?

— Нет.

— И мне тоже.

Я замолчал. Казалось, она уже расхотела уходить. Повернулась и пробормотала:

— Спасибо тебе.

— За что?

— За тот день… Когда ты взял наказание вместо меня.

Я пожал плечами:

— Пустяки.

— Слушай… — Она покраснела. Пристально посмотрела на меня и спросила: — Ты не хотел бы обвенчаться со мной?

У меня загорелось лицо.

— Что?

Она нагнулась и погладила Того.

— Обвенчаться.

— Я и ты?

— Ага.

Я опустил голову и стал рассматривать носки башмаков.

— Ну… Нет, не очень.

Она глубоко вздохнула:

— Ничего не поделаешь. Мы даже разного возраста. — Провела рукой по волосам. — Тогда… пока?

— Пока.

И ушла, таща за собой Того.

Я испугался змей, так, внезапно.

До этой минуты, хотя я уже не однажды был на холме, мне ни разу не пришла в голову мысль о змеях.

У меня в глазах стояла охотничья собака, которую в апреле укусила в нос ядовитая змея. Бедное животное лежало в углу амбара, тяжело дыша, с остановившимся взглядом, и белая пена стекала с его губ и вывалившегося языка.

— Уже ничего не поделаешь, — сказал отец Черепа. — Яд проник в сердце.

Мы стояли кружком, разглядывая собаку.

— Надо отвезти ее в Лучиньяно. К ветеринару, — предложил я.

— Выброшенные деньги. Он известный мошенник, сделает укол водой и вернет ее дохлой. Все, уходите, дайте ей спокойно умереть. — Отец Черепа вытолкал нас на улицу. Мария принялась плакать.

Я шел через поле, и мне повсюду мерещились ползущие змеи. Я всякий раз подпрыгивал, как перепел, и палкой сильно колотил по земле, разгоняя в стороны цикад и кузнечиков. Солнце пекло мне макушку и шею, ни дуновения ветерка, и до самого горизонта равнина дрожала от горячего воздуха.

Когда я добрался до ее края, я был чуть живой. Немного тени и глоток воды — вот чего я желал больше всего. Я вошел в рощицу.

Что-то было не так, как обычно. Я остановился.

Сквозь птичий щебет и стрекот цикад слышалась музыка.

Я осторожно выглянул из-за дерева.

Отсюда мне не удалось ничего разглядеть, но казалось, что музыка доносится из дома.

Мне надо было бы бежать отсюда, и побыстрее, но любопытство толкало посмотреть. Если быть осторожным, прятаться среди деревьев, меня не увидят.

Скрываясь за стволами дубов, я приближался к поляне.

Музыка стала громче. Это была известная песня. Я слышал ее много раз. Ее исполняли двое: певица с белыми волосами и элегантный мужчина. Я видел их по телевизору. Мне эта песня очень нравилась.

Я заметил большой замшелый валун на самом краю поляны и перебежал к нему.

Я вытянул шею и осмотрелся.

Припаркованный к дому, стоял «фиат» Феличе с открытыми дверцами и багажником. Музыка доносилась из автомобильного радио. Слова были слышны плохо. Голоса дребезжали.

Феличе вышел из конюшни. Он был в слипах. На ногах тяжелые башмаки, на шее обычный черный платок. Он танцевал с распахнутыми руками, покачивая бедрами, как исполнительница танца живота.

— «Ты никогда не меняешься, никогда не меняешься, никогда не меняешься…» — выводил он фальцетом в унисон с радио.

Затем остановился и продолжил грубым голосом: