Я не псих! Как помочь отрицающему психиатрический диагноз человеку начать лечение

Вы уже прочли мой ответ на этот вопрос, но тогда вы не знали, что я был связан временными рамками и не мог выразить своего мнения при помощи правила «трех китов». Мэтт должен был покинуть больницу, и это был последний шанс поговорить с ним. Однако в большинстве случаев, когда меня просят высказать отношение к бредовым идеям, наличию болезни или необходимости в лечении, я стараюсь максимально отсрочить ответ.

К примеру, один пациент был убежден, что мать подсыпает ему яд в еду. Мое внимание и сопереживание в процессе его рассказа побудило его спросить, верю ли я, что так было на самом деле. Наше обсуждение этой темы началось с моего пересказа слов пациента:

— Если я правильно понял, мама подкладывала яд в твою еду. Все так?

— Да!

— Как ты к этому относишься?

— Вы серьезно? Сами-то что бы чувствовали в такой ситуации?

— Мне было бы страшно, и я бы злился, как любой человек на твоем месте.

— Так вы верите мне? А вы собираетесь что-нибудь предпринять?

Я не ответил на его вопросы в тот момент, хотя сделал это позже. Некоторое время я тянул с выражением своей позиции, завоевывая доверие и подогревая интерес. И вы добьетесь успеха, следуя несложным принципам: слушайте, сочувствуйте, и будете услышаны, и к вашей точке зрения отнесутся всерьез. Помните, для человека больший вес будет иметь мнение, которое он хотел услышать, чем навязанный ему во время спора совет.

Долорес

Долорес, страдающая шизофренией уже почти двадцать лет, сообщила, что ей не нужны препараты и программа амбулаторного лечения, так как с ней все в порядке. А чего же она хотела бы? Больше всего на свете Долорес стремилась найти работу. Она переживала, что не работает, и члены ее семьи, утверждавшие, что она не может трудиться, создавали дополнительное напряжение. Ее семья по понятным причинам была настроена пессимистично. Долорес в самом деле не удавалось удержаться на работе дольше нескольких дней, и число раз, когда ее принимали на работу за последние двадцать лет, можно было пересчитать по пальцам.

К моменту нашего знакомства Долорес, подобно многим психически больным людям, не знающим о своем расстройстве, подвергалась госпитализации от двух до четырех раз в год. Она практически всегда добровольно ложилась в больницу, однако делала это исключительно под чудовищным давлением родственников. Когда я задал вопрос о ее планах после выписки на этот раз, она ответила просто: «Найти работу».

Будь вы терапевтом, обсуждавшим ее планы, у вас возникло бы искушение (как у меня в начале карьеры) сфокусироваться на иррациональности этой идеи. В конце концов, за ней тянулась длинная история отказа от приема препаратов и череда госпитализаций. Не было никаких оснований верить, что ее статус безработного человека имеет шанс измениться. Вы можете даже предположить, что разговор на тему ее сопротивления лечению принес бы больше результатов, чем бесплодное поощрение пациентки или согласие с ее бессмысленным планом трудоустройства.

Проблема была в том, что Долорес абсолютно не интересовало обсуждение лечения, программ амбулаторных процедур или визитов к врачу. А вы бы хотели говорить о подобных вещах, если бы были уверены, что не больны?

Так что вместо намеченного «маршрута» я принялся расспрашивать ее о планах на будущее, делая акцент на ее чувствах в тот момент:

— Вы хотите найти работу, когда выйдете из больницы?

— Я собираюсь работать на Уолл-стрит.

— Почему на Уолл-стрит? — спросил я, игнорируя тот факт, как высоко она хватила.

— Хочу заработать кучу денег. Мне нужны деньги.

Я отразил ее фразу:

— Как я понял, для вас важно иметь собственные деньги и вы можете добиться этого, работая на Уолл-стрит. Все верно?

— Да, терпеть не могу клянчить деньги у родителей.

— Почему так вышло?

— Чувствую себя маленьким ребенком. Моя маленькая сестра (а я знал, что в тот момент ей было уже за тридцать) работает брокером на бирже, и вы бы видели ее дом. А я старшая сестра — и тоже должна хорошо зарабатывать!

Я удостоверился, правильно ли понял ее переживания, и в то же время выразил сопереживание:

— Похоже, вам стыдно просить деньги, и вы даже испытываете некоторое унижение по этому поводу. Прав ли я?

— Конечно, а вам не было бы стыдно?

— Думаю, было бы.

Видя, что она раскрывается, я добавил:

— Можно спросить у вас кое-что?

— Что?

Осторожно, пытаясь не усилить ее унижения и не спровоцировать защиту, я спросил:

— Как вам кажется, почему вы не работали долгое время? (Заметьте, я не сказал: «Как вышло, что за всю свою взрослую жизнь вы проработали не больше двенадцати дней?»)

— Потому что я все время в проклятой больнице!

— Пребывание в больнице мешает вам работать?

— Как же меня бесит, что приходится здесь торчать! Мне нужно налаживать жизнь, а что я могу, сидя в этом дурацком заведении?

— Я вижу, что вы раздражены. Эта ситуация злит вас. Так? — уточнил я, кивая в знак понимания.

— Да я просто в бешенстве, — ответила она на этот раз более спокойно.

Я планомерно двигался дальше:

— Как вы относитесь к тому, что сложно найти работу?

— Иногда мне хочется кричать!