Я не сдамся без боя!

На Лубянку Питерского занесло по делам, не имеющим никакого отношения к его профессии, и, выходя из метро, он не имел в виду ничего противозаконного: нужно совсем лишиться инстинкта самосохранения или очень сильно, прямо-таки до самозабвения, любить зону, чтобы промышлять в местечке с таким красноречивым, всемирно известным названием. Но, краешком глаза выхватив из суетной толпы неспешно передвигающийся светлый зеленоватый костюм при черных туфлях и коричневом зонтике, Никола просто не мог удержаться. Перед ним был не просто лох, а лох хрестоматийный, прямо-таки эталонный; таких, наверное, еще немало сохранилось где-нибудь в глубинке, но в центре Москвы такого, пожалуй, уже и не встретишь.

Острой нужды в деньгах Никола Питерский не испытывал; с чисто профессиональной точки зрения данный конкретный случай тоже не представлял интереса: работать этого фраера было все равно, что отнимать пустышку у грудного младенца. Но в опытном щипаче вдруг проснулся коллекционер: ТАКОГО клиента он до сих пор не только не обслуживал, но как-то даже и не видел. Его ощущения были сродни ощущениям маститого зверолова, годами охотившегося на крупных хищников и впавшего в экстаз при виде мелкой, невзрачной, серенькой, но при этом абсолютно не известной современной науке парнокопытной скотинки. Да и не такой уж серенькой, кстати; расцветкой гражданин с коричневым зонтиком больше напоминал попугая или какую-то другую, куда более экзотическую птицу из не помеченных ни на одной карте, несуществующих тропиков Южной Украины.

Пропустить такое диво Питерский, естественно, не мог. Понаблюдав за клиентом пару минут, он на глаз оценил приблизительные размеры ожидаемой добычи. Сказать что-либо определенное по поводу лопатника потенциальной жертвы не представлялось возможным. Впрочем, приезжие провинциалы обладают восхитительной привычкой таскать при себе изрядные суммы наличных, необходимые для выживания в Москве и приобретения здесь по несусветным ценам всевозможного, сплошь и рядом совершенно не нужного им барахла.

Итак, в перспективе Питерского ожидало вступление во владение более или менее тугим лопатником — он же бумажник, он же кошелек, он же, сами понимаете, портмоне.

Далее, на загорелой шее остриженного под горшок рыжеусого сына солнечной Украины болтался на черной ленте цифровой фотоаппарат — большой, не ширпотребовский, с солидной матрицей и мощным объективом — словом, из тех, за которые в магазинах просят не менее двух тысяч зеленых американских рублей, а то и разноцветных европейских фантиков. Это уже было кое-что, хотя выручить за него больше пятихатки Питерский, разумеется, не рассчитывал.

Еще где-то на теле лоха должен был находиться мобильный телефон. Пошарив по нелепо перекошенной фигуре профессиональным взглядом, Питерский обнаружил характерное вздутие в районе правого кармана пиджака. Вообще-то, тырить мобильники было ниже его достоинства, но обуянный гордыней и страстью истинного коллекционера Никола решил, что выжмет этот редкий фрукт досуха, чтобы после было о чем вспомнить. В конце концов, никому не нужный мобильник можно просто повесить на стенку, чтобы в неудачные дни один случайный взгляд в ту сторону разом поднимал настроение…

Прикинув, что к чему, Питерский пошел на сближение.

Пристроившись к своей жертве сзади, с правого бока, он вынул из кармана брюк и зажал между пальцами традиционное, легендарное, как медвежьи шапки британских королевских гвардейцев, орудие труда своего цеха — остро заточенную с одного края мелкую монету. Он лег на курс, как самонаводящаяся ракета, учуявшая гул винтов неповоротливого транспортного самолета; исход, как и в случае с ракетой и толстым транспортником, был предрешен заранее.

И тут случилось непредвиденное, более того, необъяснимое.

Все шло, как по маслу, оставалось только протянуть руку и взять все, что приглянулось. И Питерский начал тянуть эту самую руку с зажатым между пальцами заточенным гривенником, как вдруг лох обернулся — скорее всего, случайно, чтобы бросить взгляд на понравившееся здание или красующуюся на громадном, во весь фасад, рекламном щите загорелую, сногсшибательной красоты брюнетку в неприметном нижнем белье, которое она, по идее, рекламировала. Этот рассеянный, скользящий наискосок, снизу вверх и слева направо, взгляд оказавшихся неожиданно темными при рыжевато-русой шевелюре глаз всего на мгновение встретился со взглядом Питерского. И вдруг Никола почувствовал, что теряет равновесие.