Я не скажу, кто твоя мама (СИ)

— Это, конечно, приятно, но есть же и более приятные вещи. Хочешь меня порадовать — погладь спину, шею поцелуй. Да повисни ты на этой самой шее, в конце концов. Будь моя воля, я бы тебя вообще из объятий отпускал только в туалет.

— А ещё поесть, — весело садясь за стол, напомнила Юна. — Закажи мне и первое, и второе, и третье.

Феликс сделал заказ и заметил:

— Мне нравится, как ты меня глазами пожираешь. Чувствую себя прямо полноценным молодожёном. И мне тоже нравится сначала тебя драть хорошенько, а потом одеваться и идти гулять.

— У тебя сейчас очки со шнура соскользнут. Дай-ка, — поправляя крепежи на тесёмке, сказала Юна.

— Какая у меня заботливая и внимательная жена. А ты ещё сомневалась, стоит ли жениться. Сплошная выгода.

— Вот так захочешь тебя обнять — а очки на груди висят.

— Что ж поделать, радость моя. Возраст. Потанцуем?

Юна с готовностью поднялась; она вспомнила, что танцевала один раз в жизни — с учителем физкультуры в выпускном классе. Когда она поделилась этим с мужем, тот поднял брови:

— Надеюсь, он к тебе не приставал?

— Это Николай Павлович-то? Да что ты! Как ты мог подумать! Он наш класс с детского сада, с «нулёвки» физкультуре учил.

— Была влюблена в какого-нибудь мальчика?

— Феликс, — жалобно посмотрела на него Юна, — ты первый, в кого я влюбилась. Я не могу даже распробовать эту любовь к мужчине как следует, потому что я в ней просто тону. И ради чего всё это? Чтобы закончилось, как у большинства?

— Расслабься. Я не подведу.

— Ты можешь влюбиться еще в кого-нибудь поинтереснее. Раз уж открыл в себе эту способность.

— А теперь представь, что всю жизнь я люблю только тебя. И через те самые сорок лет ты с сожалением говоришь: смотри-ка, Феликс, ты, оказывается, прав был. А всё, уже просраны эти сорок лет. Спущены в унитаз твоих страхов.

— Я боюсь потерять тебя. Мне этого не вынести, — с отчаянием призналась девушка.

— Ты не пробовала смотреть с другой стороны, а, Юн? Ну, например, что я тоже могу чего-то бояться?

— Например? — широко раскрыла глаза Юна. Такая мысль ей в голову не приходила.

— Например, боюсь потерять тебя. Вот ты распробовала секс и теперь захочешь посмотреть, что такое разнообразие мужчин в интимной жизни. Либо совсем пошло: я же потерял мать с отцом и сестру в ДТП — каково мне наблюдать, как ты просто переходишь дорогу?

— Я об этом не думала вообще. Я только рака и БАС боюсь. Ты не боишься? — растерянно спросила Юна.

— Для этого существует диспансеризация. А с остальным-то мне что делать прикажешь?

— Но я не собираюсь ложиться под других мужиков.

— Почём мне это знать, Юночка? Предоставишь расписку, заверенную у нотариуса? Как будто это что-то гарантирует.

— Я тобой насытиться не могу. Куда мне другие. Мне на тебя не насмотреться и тебе не нарадоваться. Считаешь, я могу влюбиться в кого-то так, как в тебя? При своей легендарной невлюбчивости?

— Считаю, что ты можешь однажды задаться вопросом, что такое секс с другим мужчиной. Убеди меня, что мне не следует этого опасаться, — предложил Феликс, широко улыбаясь. Юна тоже заулыбалась; она впервые видела у него такую улыбку и такие сияющие глаза.

— Я чувствую, что ни к кому не почувствую то, что к тебе.

— Нужны более серьёзные доказательства, чем «чувствование чувств».

— Так ты влёгкую отобьёшь все мои доводы.

— Как и ты — мои.

— Какой классный ты, — вырвалось у Юны. — Зачем тебе сдалась я — совершенно непонятно.

— Для удовольствия и приключений.

— Я не хочу больше приключений, — испуганно вспомнила Юна про следствие.

— Понимаю. Но раз этого не избежать… Давай отнесёмся как к приключению? Такому детективу, на фоне которого живём обычной жизнью. Только вот не обидится ли твой отец, что мы его не пригласили на регистрацию?

— Обидится, — согласилась Юна. — Но я знаю, что его смягчит.

На следующий день в Лос-Анджелесе Юна не стала долго тянуть и сходу призналась отцу, что за «командировка» на два дня у неё была. Петров рассердился, но любимая привычка оказалась сильнее всего остального: он энергично и нетерпеливо подошел, стиснул голову дочери в ладонях и горячо расцеловал обожаемый лоб. Затем сразу отпустил и, не сводя с неё гневного взгляда, сквозь зубы процедил:

— Вот, оказывается, в какую командировку она собиралась! Спасибо за доверие и уважение к отцу, доченька. Увижу соседа — начищу морду, так ему и передай.

— Нет нужды зачищать морду. Я приготовила тебе сюрприз. Мы обсудили его с мужем, и он не возражает. Сейчас я по документам Юна Владиславовна Прищепкина — но решила заморочиться и поменять как минимум имя и отчество.

— Ты откажешься от имени «Юна» ради Марины? — Петров в потрясении даже рот раскрыл.

— Не откажусь. Возьму двойное. Юна-Марина — не так и плохо, да и не удивишь никого двойным именем, особенно здесь. Юна — это память. Память о той малышке…

— Юна — хорошее имя… только слишком уж шизофреническое.

— Я решила: отчество убийцы ни за что не оставлю, в русском паспорте и в американских документах пусть стоит твоё. А если уж я оставляю имя, которое дал мне он, — почему я должна отказываться от того, которое дал ты?