Я (не) согласна

Внутри больницы гораздо менее шумно. Зал, куда мы попали, полупустой. Здесь на полу на тюфяках смирно сидят люди — и мужчины, и женщины, но из не так уж и много. Молодой высокий славец в льняных рубашке и шальварах подходит к каждому сидящему и задает вопросы, а потом что-то записывает в тетрадь. Зал большой и светлый, в нем есть еще одни, простые широкие двери. Откуда-то из-за них вдруг раздается тоскливый крик боли и невнятные голоса.

— Ой девоньки, — сообщил нам сидящий почти у самых дверей старик с жидкой белой бороденкой. — Долго теперь приема ждать. Много народу погорело. Говорят, Исхан-тан при смерти. А скольких спасти не смогли?

Я сразу вспомнила веселого торговца зерном, и в носу у меня защипало.

— Где мой муж? — взвизгнула Виктория, вцепившись в рубаху Ярослава и хорошенько его встряхивая.

— Эй, полегче! — возмутился парень. — Я когда уезжал, его в больницу повезли. Вылечили, наверное… или…

Это самое "или" тяжело упало между нами, и Виктория пошатнулась, схватившись за живот.

— Помогите! — изо всех сил заорала я и вцепилась в первого же выглянувшего из дверей человека. — Ой, Влас Демьянович! А вы еще тут?

— Что опять за шум? — раздался усталый голос, и из-за спины знакомого лекаря вышел тот, за кого мы так переживали.

Я едва сдержала крик. Некогда длинные волосы Аяза были криво обстрижены, слева и вовсе выбриты, а красивое лицо больше не было красивым. Левый висок, щеку и начало шеи покрывали безобразные ало-розовые шрамы ожогов. Шрамы наплывали на левый глаз, превращая его совсем в щелку.

— Виктории плохо, — выдавила я из себя, пытаясь не смотреть на степняка.

Жалко было его до ужаса, а еще жальче Вики. Ей-то каково это увидеть?

Аяз поменялся в лице, уверенным движением отстранил доктора и шагнул навстречу супруге. В широкой рубашке из серого льна он казался даже выше ростом. Увидев мужа, Виктория еще больше побледнела и вскрикнув, закрыла себе рот руками.

— Не нравлюсь? — как-то насмешливо и горько спросил степняк, и мне от его голоса вдруг захотелось зажмуриться, чтобы спрятать навернувшиеся на глаза слезы.

Вики же просто шагнула к мужу, осторожно касаясь его лица и головы.

— Очень больно? — с жалостью спрашивала она. — О богиня! Как же тебе было больно!

— Уже не больно, — мягко отвечал Аяз, ловя ее руку. — Влас меня немного подлатал, ускорил регенерацию. Так было быстрее всего. Не трогай, не надо. Тебе будет неприятно.

Но Виктория поднималась на цыпочки, чтобы прикоснуться к его обожженной щеке губами — словно поцелуи могли, как в детстве, смягчить боль. Он шумно выдохнул и сгреб жену в охапку, уткнувшись лицом ей в волосы и слегка покачиваясь. Это было мило, но я с ужасом смотрела на алое пятно, медленно появляющееся между ног у Виктории.

— Аяз, — хрипло прошептала я, а потом завизжала, зовя знакомого врача. — Влас Демьянович! У Ви кровь!

Пожилой врач среагировал быстрее потерявшегося Аяза. Он пинками согнал с ближайшего тюфяка какого-то несчастного и велел быстро уложить туда девушку.

— Мужская одежда — это очень удобно, — бормотал доктор, задирая ее рубаху и щупая пальцами живот. — Срок какой? Ну?

Аяз опустился рядом с женой на колени и нажал ей на виски, отчего полные ужаса глаза Виктории закатились, а тело обмякло.

— Слушай, это не твой ребенок, что ли? — сердито рявкнул Влас Демьянович.

— Мой, конечно, — прошептал Аяз.

— Так чего телишься? Или не будем сохранять, пусть идет как идет?

Аяз обжег старшего коллегу взглядом, полным ненависти, и сам поместил руки жене на живот.

Все, кто находился здесь, в большом зале — замерли и старались не дышать, словно могли им чем-то помочь.

— Срок пятнадцать недель, — четко произнес Аяз. — Сердцебиение слышу.

— Ну и всё, — мирно произнес Влас Демьянович. — Значит, сохраняем. Да не волнуйся, оборотни крепкие, ты ведь говорил, что она оборотень? Давай, неси девочку наверх. Кстати, ты ее зачем выключил?

— Не мог в ее глаза смотреть, — признался Аяз, подхватывая жену на руки.

Он повертел головой, взглянул на меня и сморщился, будто съел лимон. Шрамы не морщились. Лицо страшно исказилось. Я отступила на шаг. Мне показалось, что он сейчас меня убьет.

— Пойдешь с нами, — скомандовал Аяз. — Сядешь рядом и не отойдешь ни на шаг, поняла? Даже в уборную не смей, пока я не приду!

Я испуганно кивнула и посеменила за степняком. Спорить с ним сейчас не имело смысла.

— Ты зачем ее с собой потащила, рыбья голова? — бурчал Аяз, явно расслабляясь. — На лошади, в пятнадцать недель!

— Что значит "я потащила?" Ты считаешь, я могла ее как-то удержать? Она несколько дней ревела, боялась, что ты погиб, а потом Яр приехал и сказал, что ты жив.

— О богиня, — вздохнул степняк, толкая ногой какую дверь и заходя в небольшую комнату с окном и простой деревянной кроватью. — Представляю.

Аяз бережно уложил жену на кровать, опустился рядом на колени и погладил ее волосы. Я отвернулась. Отчего-то мне показалось, что я словно в замочную скважину подглядываю за супругами: столько нежности было в его простом движении.

Рядом с кроватью стоял стул, куда я села, сцепив руки на коленях.