Я (не) согласна

Ждать — самое трудное. Если бы со мной не было Виктории — я бы не выдержала, сорвалась с места, помчалась туда, в Степь, где был Дар. Туда спешил заехавший к нам на пару минут личный Даромиров лекарь Влас Демьянович. Он быстро осмотрел Викторию, наказал не нервничать, наскоро перекусил и помчался дальше — спасать пострадавших в огне. Даромир ли как-то послал ему весть, что лекари непременно нужны, или сам он решил так — не спрашивала. Ветер всё ещё доносил запах дыма, а если подняться на крышу — можно было разглядеть тяжелые серые тучи над самым горизонтом. Они там. Они борются. Там мой муж, дед и дядя Виктории, где-то там ее красивый черноволосый муж. И это сейчас для нас с Ви самая большая надежда и утешение.

— Мама — самый сильный водник, которого я знаю, — говорила моя почти копия. — А она всегда говорила, что отцу в силе уступает. Значит, справится он?

— Мстислав маг — силы великой, — вторила ей Линда, столь же бледная и встревоженная, как мы обе. — И Ярослав с ним.

Мне же кнес Градский не показался каким-то уж героем: старик и старик, умный, как бес, конечно, этого не отнять. Но сравнить его и лорда Оберлинга — день с ночью. Возраста они близкого, только отец у Виктории высокий, стройный, подвижный, а Градкий будто квашня расплывается. Поэтому я ничего говорить не стала в успокоение, жалея только, что Оберлингов в Славии нет. Обычно они в середине лета приезжают, да и то не каждый год.

К исходу третьего дня к дому подъехал всадник. Один. Рыжеволосый. У меня отчаянно затряслись руки: Ярослава я раньше не видела. Где Дар? Что с Аязом? Пожар потушен? Мы выскочили ему навстречу — растрепанные, босые, с глазами, полными ужаса. Молчала Линда, страшась задать вопрос. Страшно побледнела Виктория. Кусал губы и сам парень, очевидно, не зная, как и сказать нам дурные вести.

Я не выдержала первой:

— Говори, как есть. Не щади, не надо. Мы хотим знать.

— Ну… все живы, — как-то смущенно сказал Ярослав. — Только Аяз немного подгорел… в смысле обгорел. Но жить будет! Должен, во всяком случае… Его в Ур-Таар отвезли, там лечебница.

— Я немедленно еду к нему, — спокойно сообщила Виктория. — Бабушка, можно коня?

— Ви, я за этим и приехал. Твой муж цел… Почти. Руки-ноги на месте, только ожоги. В Ур-Тааре сейчас неплохой целитель. Матушка его сказала, что ты ему нужна.

— А Дар? Даромир в порядке? — волнуясь, спросила я.

— Он же огневик, — пожимает плечами парень. — Что ему будет-то? Мам, с отцом тоже всё хорошо. Они с кнесами возвращаются. Я просто быстрее ехал, хотел сообщить, что все кончилось.

— И мне коня, госпожа Линда, и мне коня! — взмолилась я, пританцовывая от нетерпения.

Но кнесса Градская покачала головой:

— Яр, ты сколько в седле? Сначала отдохни, поешь. Никуда я тебя не отпущу сейчас. И вас, девочки, одних не отпущу, даже не просите. Завтра с утра поедете.

— Ма, да в порядке я! — возмутился парень. — Я же не маленький!

— Для меня ты всегда маленький. Живо мыться и есть.

В голосе крошечной как птичка женщины неожиданно звенит металл, и угрюмо повесив голову, дядько Ярослав, как называет его Виктория, плетется в мыльню. Мы с кузиной, переглянувшись, поднимаемся в свои комнаты, старательно изображая скорбные лица.

— Ты знаешь, как ехать? — спрашиваю я Ви шепотом.

— Не совсем. Но самое лучшее — до Кимры добраться, а там на корабль сесть.

— Думаешь, не заблудимся?

— Чего там блудиться-то? Сначала до Коровки доедем, она тут рядом, и вдоль нее по течению.

— А степью не ближе будет?

— Степью три-четыре дня. А по реке часов пять.

— Ладно, смотри. Я тебе верю. К тому же ты оборотень, у тебя чуйка. У меня есть запасной мужской костюм, наденешь?

— Буду премного благодарна.

Спустя двадцать минут мы спускаемся в конюшню. Мой костюм Виктории жмет в груди, а штаны и рукава пришлось закатать, но это явно лучше женского платья. А сапоги у нее все же женские — мои ей сильно велики.

— Вы долго, — шепотом заявляет притаившийся в стойле Ярослав. — Что с вас взять, бабы и есть бабы! Сколько, по-вашему, я могу в мыльне торчать, прежде, чем матушка начнет стучаться?

Кони были уже оседланы, осталось только тихонько их вывести, запрыгнуть на них и помчаться прочь галопом.

— По реке ведь поедем? — уточняет Виктория у дядьки. — По реке ведь быстрее!

— Ясное дело, по реке, — кивает Яр. — Я не враг своей заднице трое суток верхом скакать. Ой, простите, ваше высочество!

— Ничего, — ответила я. — У нас с Ви организмы тоже не железные, а Ви так вообще в положении.

— Что-о-о? — вопит Ярослав в ужасе. — А ну назад!

— Идиот, я оборотень, а не какая-то человеческая девица, — шипит Виктория. — Для нас ребенка выносить, что воды выпить. Поехали, тебе говорят.

— Ей нервничать нельзя, — невинно замечаю я.

В ответ на меня гневно устремляются четыре глаза — два голубых и два серых, и я тихо посмеиваюсь от знакомого ощущения. Люблю всех бесить. Зато они теперь меньше переживать будут.

Спустя какое-то время мы вдруг сворачиваем в березовый лесок и делаем привал. Я не понимаю, зачем так рано, но Ярослав кивает на дорогу: на ней вдали показывается толпа мужчин на лошадях.