Я (не) согласна

Неслышно погасли маг-светильники, больше не замечая меня — они вообще бесшумные. В комнате было темно, только луна светила в окно — круглая как маг-светильник. Хорошо, что оборотневая кровь во мне слаба: я почти не реагирую на лунные причуды. Полнолуние или растущий месяц — мне совершенно безразлично. Я могу быть злой в любое время. В темноте мамина гостиная окрашивалась в глубокие синие тона — матушка любила всё снежно-белое или бледно-голубое. В ее комнатах — будто в зимнем царстве. Даже клавесин, который использовался здесь только для красоты (на нем стояло несколько статуэток и серебряный подсвечник) был покрыт белой эмалью, спрятавшей под собой благородное красное дерево. Белыми были ручки кресел, стол и стулья. Диван был оббит бледно-голубым муаром. Наверное, я тоже была в масть — в белой сорочке, в белом кружевном пеньюаре и сама бледная от гнева и волнения.

Очнулась от того, что кто-то подхватил меня на руки. Спросонья едва не произнесла имя Дамира — так привыкла, что в последние дни он единственный мужчина рядом со мною. Но, открыв глаза, увидела улыбающееся лицо отца — взъерошенного, помятого и такого родного!

— Проснулась, принцесса? — ласково сказал он, опуская меня на пол. — Ну ты и тяжелая! Забыл уже, что моя маленькая девочка выросла.

Где-то рядом хмыкнула мать, а потом прижалась к его плечу так тесно, и столько нежности было в этом простом движении, что я мгновенно поняла, с кем она была в спальне.

— А мне сказали, что тебя нет, — промямлила я, отчаянно стыдясь своих мыслей.

— А я есть, — веско ответил лорд Браенг. — Иди спать, малыш. Завтра поговорим.

-

Свадьбу мою решили играть в Славии — не потому, что это было уместнее, а потому, что Даромир заявил, что вовсе никуда не поедет. Отец заметил, что Ольшинский похож на обиженного мальчишку и ведет себя совершенно недостойно государева сына. Я только улыбалась — он порой бывает упрям. Приехавшая на свадьбу кузина Виктория хмурилась, а ее красивый степной муж шутил, что свадьба без украденной невесты и не свадьба вовсе. Отцу его насмешки очень нравились, и он смеялся вместе с Аязом.

Нас поселили в северном крыле государева дворца. Когда-то давно здесь была женская половина. Приехавшая с нами бабушка Юлианна расхаживала по комнатам королевой-матерью, хотя была всего лишь одной из наложниц деда Даромира. Бабка мне нравилась — она была несгибаемо упряма и при этом очень ядовита. Государь Велеслав, зашедший нас поприветствовать, увидев Юлианну, поменялся в лице и довольно быстро сбежал.

— Слабак, — прокомментировала бабушка. — Годы его не пощадили. Помню, когда он отцовский гарем разгонял, был гораздо смелее.

Мне государь не показался старым. Напротив, это был красивый крупный мужчина с львиной головой и умными глазами. Дар очень похож на отца и статью, и мастью, но кажется менее замороженным, что ли. Наверное, только так и можно править — постоянно держа себя в руках. Дядюшка Эстебан, король Галлийский, такая же мороженная рыбина.

Государыня Славии показалась более живой. Дар был прав — мы с его матушкой чрезвычайно понравились друг другу. Женщина она крупная и веселая, с моей матерью или с королевой галлийской рядом ее не поставишь. Нет в ней ни манерности, ни жеманства, а юмор у нее грубоват и шутки приличными не назовешь. Понятно, в кого Дар такой ершистый. Однако на людях государыня кардинально меняется. Удивительное дело, какой она могла быть величественной, когда хотела!

Глава 27. Свадебный пир

Большую часть времени, остававшегося до свадьбы, я находилась в одиночестве — видимо, мне следовало проникнуться моим положением. Компанию мне составляла личная служанка Бажена (какое удивление было на ее лице, когда она поняла, кто я!) и Виктория с Аязом. Моя кузина прибыла в государев дворец в тот же день, что и я, и развлекала меня даже тогда, когда полагалось поститься и грустить.

Святозара Ольшинская, видимо, хорошо знала Аяза — с ним она болтала, как с близким человеком. Виктория удостоилась ее похвалы, а меня она назвала бледной поганкой и посоветовала хорошо кушать. Не знаю, какая из нее государыня, но свекровь получится замечательная.

Накануне свадьбы надлежало поститься, но я наотрез отказалась следовать этой глупой традиции, а теперь жалела. Затянутый корсет был так туг, что если бы была возможность повернуть время вспять, я бы голодала не меньше недели, потому что дышать было совершенно невозможно. Надеюсь только, что я не сомлею прямо в храме. Свадьба в середине весны и без того нарушала всяческие традиции, но что поделаешь, если Даромир был таким упрямым! К тому же погода даже и теплой Славии совсем не радовала — на улице лил дождь, от которого совершенно не спасал длинный суконный плащ. Если я грохнусь в обморок на церемонии принесения клятв, боюсь, слухи поползут самые нелепые.