Я (не) согласна

Даромир аж поддался мне навстречу, опустив локти на стол. Глаза его стали совсем черными из-за расширившегося зрачка.

— А как положено? — выдохнул он хрипло.

— А я откуда знаю? — опустила я ресницы. — Тебе виднее, у тебя опыт.

— А у тебя?

— А ты не читал брачный договор?

— Разумеется, нет, — фыркнул Дар. — Я вообще жениться не собирался. Но с твоим отцом спорить — дело совершенно бессмысленное. Понятно, в кого ты такая упрямая.

— Я не упрямая, — краем губ улыбнулась я, поднимаясь. — Я просто знаю, чего хочу.

А хочу я тебя, вот только рано тебе об этом знать. Видимо, приличного брака у меня не получится, но и из того, что мне подарила судьба, я намереваюсь извлечь максимум. Пусть будет неприличный, так даже интереснее. В любом случае, привычное и даже весьма привлекательное зло куда предпочтительнее незнакомого.

На трясущихся ногах я выхожу из кабинета. Первый бой, кажется, выигран — сама не понимаю, каким чудом. Конечно, Дар — известный бабник, и для него действительно не составит труда переспать с женщиной. Жаль лишь, что я не в его вкусе, и вообще не нравлюсь. Хотя в «Красном фонаре» его всё устраивало, он не играл лишь роль любовника. Или играл? Кто их знает, этих мужчин, до чего ж они сложные создания!

До ночи еще почти пол дня, а я места себе не нахожу от волнения. Время тянется невероятно медленно. Я разогнала всех служанок, отказалась от ужина, нервно мечусь по комнате, едва ли не заламывая руки. Даже книги не спасают меня — буквы скачут перед глазами, отказываясь складываться в слова. Отбросив книгу, я жалко всхлипываю и забираюсь в кресло с ногами, обхватив колени. Разумеется, Дар выбирает именно этот момент, чтобы заглянуть ко мне в спальню.

Он даже не удосужился переодеться: как был в привычной белой рубашке и тонких суконных штанах.

— Стефания? — он взглянул на меня, забившуюся в кресло и испуганно глядящую на него, и явно сделал неверные выводы. — Ты что, боишься?

— Нет, конечно! — возмущенно выпрямилась я. — Просто волнуюсь немного!

Даромир широкими шагами пересек комнату и опустился на ковер рядом с креслом. Я уставилась на него, стиснув от волнения руки: что же он будет делать? Но он совсем ничего не делал, просто молча и пристально смотрел на меня, едва касаясь плечом полы кружевного пеньюара. Босые пальцы ног внезапно оказались совсем рядом с его рукой, и Дар не упустил возможности провести по моей ноге ладонью, от чего я вздрогнула всем телом и растерянно поглядела на него. Его ладонь скользила выше, задирая, сминая тонкий шелк сорочки, а мне вдруг отчаянно захотелось вывернуться из его рук, отскочить прочь и, возможно, влепить ему пощечину. Исполнять супружеский долг совершенно расхотелось. Но в своей трусости я признаться боялась еще больше, да к тому же понимала, что вечно избегать этого вопроса невозможно, и оттого осторожно опустила свою руку на его львиную голову. Зарываться пальцами в гладкие светлые волосы — одно удовольствие.

Он вдруг поймал мои пальцы в свою большую ладонь и очень осторожно, очень нежно — словно боясь, что я рассыплюсь в прах — прикоснулся к ним губами. Меня бросало в дрожь от одного только его взгляда: пристального, завораживающего, туманящего разум. Я забывала, как дышать, а Дар, словно желая смутить меня еще больше, медленно проводил языком по моему запястью, глядя мне в глаза. Я дернула рукой от неожиданно острой молнии, пронзившей низ живота, но пальцы, едва касавшиеся меня, вдруг слишком крепко сжались.

— Дар, — прошептала я едва ли не в панике, совершенно не готовая к таким ощущениям.

— Тише, — еле слышно ответил он. — Я тоже волнуюсь.

Это совершенно выбило меня из колеи, я задрожала, а Дар мягко, но уверенно потянул меня с кресла на пол, обхватил мое лицо руками и поцеловал: сначала нежно и медленно, а затем вдруг навалился всем телом, прижимая меня к подлокотнику кресла, врываясь языком в мой рот. Не давая мне ни секунды опомниться, блондин сгреб меня в охапку, подхватив под колени, и понес на постель. Шелковая сорочка затрещала под его руками, а горячие губы, казалось, были везде. Он не давал мне пошевелиться, не позволял сказать ни слова, сразу затыкая мне рот поцелуем, трогал, гладил, изучал. Пришлось просто отдаться в его руки, покориться напору, позволяя всё… даже больше, чем я была готова.

Я вдруг поняла, что и в самом деле боюсь — уж очень страшно он дышал, глядя на меня, слишком жадные у него были глаза. Я даже пыталась вырваться, убежать, уползти — но он поймал, уткнул меня лицом в подушку и окончательно сорвал с меня остатки ночной рубашки.

— Ты сама этого хотела, — прошептал он. — Теперь терпи. Это тебе нужны метки.