Я не верю

Пока врач выполняет свою работу, стараясь не смотреть на руку дочери, я осторожно присаживаюсь на край кровати. Из меня будто высосали жизнь, с трудом держусь на ногах. Слегка касаюсь лодыжки, но она медленно отодвигает ногу. Я не смотрю в её глаза, потому что, если это сделаю, начнётся истерика. Я чувствую, как она уже начинает накрывать меня. Дождаться бы момента, когда врач уйдёт. Слёзы непроизвольно текут

по щекам, и я вытираю их, чтобы коллега не заметил. Часто моргаю, чтобы глаза не слезились, и глубоко дышу. Неожиданно в комнату входит Глеб и тоже с чемоданчиком, только на этом эмблема нашей клиники. Неужели я входные двери не закрыла? Не помню. Скорее всего, нет.

– Игорь Степанович, Ольгу напоите успокоительным, желательно, на кухне, – просит Глеб врача.

– Конечно, – соглашается тот, снимая латексные перчатки. – Пойдём, Олечка, надо выпить очень невкусную таблеточку.

– Я не пойду, – замотала отрицательно головой. Не хочу оставлять дочь одну.

– Ольга… – начинает Глеб, но, бросив взгляд на коллегу, продолжает: – Александровна, выйдите, – твёрдо и чётко произносит Крымов. Вижу в его руке иглу с хирургической ниткой, к горлу подступает тошнота.

– Пойдём, Олечка, – тянет к выходу меня Игорь Степанович. И я нехотя повинуюсь.

Проходя мимо ванной комнаты, замечаю, что уже дали свет и яркая лампочка освещает маленькое пространство. На полу валяются какие-то бумаги, в приглушённом свете я их заметила не сразу. Смотрю на них и ужасаюсь. Это портреты. Нарисованные её рукой. И на каждом из них – Глеб. Игорь Степанович тоже видит это, но тактично отводит глаза в сторону и уводит меня оттуда. На кухне он усаживает меня на табуретку, сам наливает мне воды. Из кармана достает какие-то капли, видимо, заранее взял из чемоданчика своего.

– Пей.

Делаю несколько глотков и хочу отставить бокал, но под давящим взглядом Игоря Степановича допиваю до конца.

– Оформлять её я не буду, сама знаешь, что в этом случае её поставят на учёт к психиатру.

– Спасибо, – безжизненно произношу я.

– Но ты пообещай мне, что к специалисту вы обратитесь сами.

– Обязательно.

– Что ты сказала водителю?

– Что соседке плохо с сердцем?

– Вот и хорошо, будем придерживаться этой версии.

– Игорь Степанович, если бы не вы, – слёзы вырываются вместе со всхлипом. Я не могу остановить их поток. Мужчина лишь присаживается рядом со мной и ободряюще прижимает к груди.

– Поплачь. Тебе это необходимо. Поплачь. Минут через десять лекарство подействует.

В кармане медицинского мужского костюма раздается трель звонка.

– Поеду я, Оль. Вызов. Я сделал всё, что мог.

– Вы спасли ей жизнь.

– Я позвоню попозже, узнаю, как вы тут.

– Я буду ждать.

Закрываю дверь за ним и направляюсь в спальню. Но не успеваю войти, в дверях сталкиваюсь с Глебом.

– Как она? – спрашиваю я, обеспокоенно смотря на кровать через его плечо.

– Спит. Игорь Степанович укол ей поставил. Проспит часа три-четыре. Ты выпила лекарства?

– Да.

Он, наконец, обнимает меня, вдыхая аромат моих волос.

– Я очень испугался.

– Я тоже. Безумно. Почему приехал ты, а не Олег?

– Мартынов уже собрался ехать, но я его остановил. Ты не хотела, чтобы приезжал именно я?

– Я этого не говорила. Просто Игорь Степанович сказал, что звонил Олегу. А приехал ты. Почему не Олег? В общем, не слушай меня, я не понимаю, что говорю. Спасибо тебе.

– Мне не за что. Всю работу сделала скорая.

Мы снова возвращаемся на кухню, ставлю чайник. Мы присаживаемся напротив друг друга и слушаем, как закипает чайник при полной тишине.

– Ты думаешь, что она это сделала из-за нас? – наконец, спрашивает он.

– Безответная любовь и соперница в лице матери – очень веские доводы, чтобы сделать подобное, наверное.

– Ты действительно так считаешь?

– Я растеряна. Вернее сказать, я словно потеряна в пространстве. В моей голове не укладывается тот факт, что моей дочери сегодня уже не было бы на этом свете. Я бы пришла после работы, а она там лежала, уже истёкшая кровью. Мне так страшно, Глеб. Мне в жизни никогда так страшно не было.

– Я не знаю, что тебе сказать на это. Ничего, кроме того, что я люблю тебя.

– Я хочу к ней. Можно я пойду в спальню?

– Конечно.

Я встаю со своего стула и быстро иду к выходу.

– Оля, мне остаться?

***

– Оль, я буду звонить каждый час, – целуя меня на прощание, говорит Глеб.

– Не надо так часто звонить, да и что изменится через час, если Вита ещё часа три спать будет? – я стою в коридоре, опёршись на стену. Глеб стоит напротив меня, уже в открытых дверях. – Я сама позвоню.

– Обещаешь?

– Обещаю. Возвращайся в клинику, у тебя смена, не хочу, чтобы тебе влетело из-за меня от Коршунова.

– Ладно, побегу, – нежно прикасается своими губами к моим и выходит из квартиры. Закрываю следом за ним дверь. Прислонившись спиной к двери, слушаю, как приходит лифт и, открыв и закрыв чуть скрипя двери, увозит от меня Крымова. Он всё дальше и дальше от меня, и от этого

мне становится не по себе, будто в последний раз это: разговоры, объятия, поцелуи.